«...Бог создал мир. Он создал его от Себя, чтобы вы могли приблизить его к Нему. Встречайте мир полнотой своего бытия и вы встретите Его. Он сам примет из ваших рук то, что вы должны дать миру. В этом Его милость. Если вы хотите верить - любите».
Так писал в расцвете своего творчества выдающийся еврейский религиозный философ, культуролог и социальный мыслитель XX века Мартин Бубер. Он рос и воспитывался в доме своего деда, крупного представителя так называемой «науки иудаизма». Эта теологическая школа способствовала во второй половине XIX века приобщению восточноевропейских евреев к современному европейскому образу мышления. И если впоследствии для зрелого Бубера было характерно органичное сочетание европейской образованности с глубоким знанием традиционных текстов еврейской религиозной литературы, то этим он целиком обязан своему деду, Шломо Буберу.
Впрочем, большинство исследователей творчества Бубера видело в нем одного из крупнейших - наряду с Карлом Ясперсом, Львом Шестовым, Николаем Бердяевым - философов-экзистенциалистов. В самом деле - ключевой темой экзистанциализма (от позднелатин-ского - exsistentia - существование) является тема человеческого существования, судьбы личности в нашем многосложном мире, смысла жизни, нерасчлененной целостности субъекта и объекта. И, действительно, эта тема нашла достаточно полное отражение и в произведениях Бубера. Но, в отличие от значительной части философов-экзистенциалистов, Буберу был чужд пессимистический взгляд на человека и индивидуалистический подход к религии. Так, говоря о сущности иудаизма, Бубер отмечает, что иудаизм - не «религия» в современном значении этого слова, ибо он, по его, Бубера, мнению, не ограничивается «духовными» вопросами, но стремится активно воздействовать на человеческую жизнь, культивируя в ней все разумное, доброе, вечное, привнося в нее глубокую этическую культуру. Иудаизм, говорит Бубер, по своей исконной сути является жизнеутверждающим феноменом, он изначально обращен к жизни, к земным радостям, надеждам и упованиям.
Особое внимание на Бубера оказал хасидизм, который, согласно мыслителю, представляет собой «вершину иудаизма». Именно хасидизму Бубер обязан своим пониманием природы зла в человеке и способности его преодоления. Бубер показал историко-культурное и религиозно-философское значение хасидизма как свое-обычного течения в иудаизме, достигшего расцвета между 1750 и 1825 годами. Основатель хасидизма Баал-Шем-Тов утверждал, что жизнь простого человека, занятого повседневными заботами, может быть не менее благочестива и угодна Богу, чем жизнь раввина, погруженного в книжную премудрость. Догматы и ритуал, выдвигаемые ортодоксальными комментаторами Талмуда в качестве ключевых феноменов, долженствующих, якобы, сопровождать каждого еврея в течение всей его жизни, Баал-Шем-Тов не считал приоритетными в отношениях человека с Богом. Главное в этих отношениях - раскрытие своей сокровенной, человеческой сути. Этому служит определенный процесс, названный проанализировавшим его Мартином Бубером, динамическим диалогом.
«Диалогическая» книга Бубера «Я и Ты» открывается следующим «предуведомлением»: «Для человека мир двойствен в соответствии с двойственным отношением человека к нему». С одной стороны, утверждает Бубер, человеку присущи чувство «заброшенности», «одиночества», «заботы», делающие его своеобразным пленником быта, с другой - интенсия к прорыву этого состояния, выход на уровень Бытия. Именно на уровне Бытия реализуется диалог человека с Богом, а значит, его диалог с миром и другим человеком (отсюда название книги - «Я и Ты»).
В этой, в сущности, основополагающей для него книге Бубер показал, что разобщенность индивидов порождается тем, что обыденная жизнь, быт, принимается ими за единственно возможное Бытие. В действительности истинное Бытие не является предметным, «вещным», но личностным. Поэтому естественное отношение к Бытию - это диалог, личностная коммуникация. Прообраз отношения человека к Бытию - отношение подлинно личностное, которое осуществляется перед лицом Бога.
Без такой коммуникации, такой формы общения, невозможно, считал еврейский мыслитель, быть личностью, поскольку только в акте такой коммуникации человек выходит за пределы своего замкнутого, эгоистического «Я» и разрывает ту преграду, которая в объективированном мире стоит между ним и другими людьми.
Любовь в самом широком смысле слова - наиболее действенный прорыв к другому - будь то личность человеческая или Божественная. Все в мире, в конечном счете, терпит крушение уже в силу самой конечности существования, и потому человек должен научиться жить и любить с постоянным сознанием хрупкости и конеч-ности всего, что он любит, незащищенности самой любви.
«Человек ищет свободы, он рвется к Божественному» - писал «собрат» Бубера по экзистенциалистской философии, русско-еврейский религиозный философ Лев Шестов.
Но что такое свобода? Это прорыв человека к себе, к своей экзистенциальной и онтологической сущности, к коммуникации с Богом - и - миром. Именно в отношении «Я - Ты», характеризующемся действительной любовью к «Другому», и реализуется подлинный прорыв к себе, к своей исконной сущности, происходит преодоление отчуждения всех форм и видов его.
Я уже сказал выше, что хасидское учение помогло Буберу понять природу зла. Зло, полагает мыслитель, получает в поступках человека действенную реализацию лишь в том случае, если он «коснеет во зле», не старается преодолеть его, обратив все свое существо к добру, к Богу. Зло в человеке - своеобразный комплекс неполноценности человеческой личности, следствие завистливого характера, бессильного отчаяния. Истинно благородный человек всегда живет в мире со своей со-вестью, и значит - с Богом. Он не знает зла, потому что «Бога помнит».
Бубер воспринял в хасидском учении и включил в контекст своей религиозно-философской концепции положение о том, что Бог ждет от человека завершения Его труда и освящения мира. Лишь в свете этого поло-жения становится понятными социально-исторические воззрения крупнейшего еврейского мыслителя Нового времени, специфические особенности его сионизма, значение этих воззрений для нашей эпохи.
К моменту прихода к власти нацистов в Германии в 1933 году Бубер покидает возглавляемую им кафедру еврейской философии и религии во франкфуртском университете и переезжает в Эрец-Исраэль. В 1938 году он поселяется в Иерусалиме и становится профессором социальной философии Еврейского университета. В 40-50 годы Бубер создает свои ключевые работы, по-священные религиозно-историческим проблемам еврейского народа: «Учение пророков», «Моисей», «Тропы в утопию».
В частности, эта последняя книга Бубера была напи-сана под известным влиянием киббуцного движения и других экспериментов коллективных форм жизни, наличествующих в Израиле. В целом он в достаточной мере позитивно отнесся к этим «коллективистским опытам», как своеобразным попыткам «реализации утопии».
В письме к М. Ганди Бубер лаконично излагает суть своей и своих единомышленников социальной философии: «...Заповедь осталась с нами. И сегодня ее требования еще более неотложны, чем когда бы то ни было. Нам нужна собственная земля, чтобы исполнять эту заповедь; нам нужна свобода, чтобы упорядочить нашу собственную жизнь; никакие попытки не могут предпри-ниматься на чужой земле и под властью чужих законов. Не может быть, чтобы нас лишали права на собственную землю и свободу самореализации...»
Его сионизм носил характер сугубо религиозный. Именно этим, прежде всего, объясняется недоверчиво-неприязненное отношение лидеров политического сионизма к мыслителю, утверждавшему, что «Израиль потеряет себя, заменив Сион Палестиной». Идеал Сиона, по мысли Бубера, не должен быть подчинен политическим требованиям еврейского государства. Для него существовал главным образом «Иерусалим небесный» и лишь в последнюю очередь - «Иерусалим земной», единственно значимый для политических прагматиков. Он выдвигал идею создания «двунационального» еврейско-арабского государства. Эта идея казалась в эпоху Бубера крамольной. Большинству проживающих на земле Израиля евреев она кажется если не крамольной, то в достаточной мере утопичной и сейчас.
Но взглянем на проблему с другой стороны. Палестинцы с так называемых «контролируемых территорий» использовались до последнего времени еврейским государством и частными лицами в качестве наиболее дешевой рабочей силы на самых «черных» работах. Их труд в Государстве Израиль оплачивался еще более мизерно, чем труд «олим ми Русия», которые, безусловно, также являются объектом нещадной эксплуатации в Израиле...
Между тем израильские «цивилизаторы» до сих пор ничего не сделали, чтобы улучшить жизнь палестинских арабов на «территориях». Неумную, недальновидную политику по отношению к «арабам с территорий» проводил Ликуд. Теперь у власти Партия Труда, которая, в сущности, продолжает проводить ту же политику. Прав-да, в самое последнее время в Кнессете заговорили о необходимости строительства предприятий на «террито-риях» и т. п., чтобы палестинцы могли работать по месту жительства, а не ездить на работу в Израиль и т. д. Я сильно подозреваю, что дело не сдвинется, так сказать, с мертвой точки и все, как началось пустопорожней риторикой, так ею и закончится... Удивительно ли в таком социально-политическом контексте, что банды арабских террористов находят приют, сочувствие, моральную и прочую поддержку именно на «контролируемых территориях»?!
Когда думаешь обо всем этом, то начинаешь понимать, почему израильский истеблишмент и современная официозная ортодоксально-догматическая религиозная мысль с затаенной неприязнью до сих пор относится к Буберу и его идейно-философскому наследию и, с другой стороны, почему арабские студенты до сих пор приносят цветы на его могилу...
Впрочем, большинство исследователей творчества Бубера видело в нем одного из крупнейших - наряду с Карлом Ясперсом, Львом Шестовым, Николаем Бердяевым - философов-экзистенциалистов. В самом деле - ключевой темой экзистанциализма (от позднелатин-ского - exsistentia - существование) является тема человеческого существования, судьбы личности в нашем многосложном мире, смысла жизни, нерасчлененной целостности субъекта и объекта. И, действительно, эта тема нашла достаточно полное отражение и в произведениях Бубера. Но, в отличие от значительной части философов-экзистенциалистов, Буберу был чужд пессимистический взгляд на человека и индивидуалистический подход к религии. Так, говоря о сущности иудаизма, Бубер отмечает, что иудаизм - не «религия» в современном значении этого слова, ибо он, по его, Бубера, мнению, не ограничивается «духовными» вопросами, но стремится активно воздействовать на человеческую жизнь, культивируя в ней все разумное, доброе, вечное, привнося в нее глубокую этическую культуру. Иудаизм, говорит Бубер, по своей исконной сути является жизнеутверждающим феноменом, он изначально обращен к жизни, к земным радостям, надеждам и упованиям.
Особое внимание на Бубера оказал хасидизм, который, согласно мыслителю, представляет собой «вершину иудаизма». Именно хасидизму Бубер обязан своим пониманием природы зла в человеке и способности его преодоления. Бубер показал историко-культурное и религиозно-философское значение хасидизма как свое-обычного течения в иудаизме, достигшего расцвета между 1750 и 1825 годами. Основатель хасидизма Баал-Шем-Тов утверждал, что жизнь простого человека, занятого повседневными заботами, может быть не менее благочестива и угодна Богу, чем жизнь раввина, погруженного в книжную премудрость. Догматы и ритуал, выдвигаемые ортодоксальными комментаторами Талмуда в качестве ключевых феноменов, долженствующих, якобы, сопровождать каждого еврея в течение всей его жизни, Баал-Шем-Тов не считал приоритетными в отношениях человека с Богом. Главное в этих отношениях - раскрытие своей сокровенной, человеческой сути. Этому служит определенный процесс, названный проанализировавшим его Мартином Бубером, динамическим диалогом.
«Диалогическая» книга Бубера «Я и Ты» открывается следующим «предуведомлением»: «Для человека мир двойствен в соответствии с двойственным отношением человека к нему». С одной стороны, утверждает Бубер, человеку присущи чувство «заброшенности», «одиночества», «заботы», делающие его своеобразным пленником быта, с другой - интенсия к прорыву этого состояния, выход на уровень Бытия. Именно на уровне Бытия реализуется диалог человека с Богом, а значит, его диалог с миром и другим человеком (отсюда название книги - «Я и Ты»).
В этой, в сущности, основополагающей для него книге Бубер показал, что разобщенность индивидов порождается тем, что обыденная жизнь, быт, принимается ими за единственно возможное Бытие. В действительности истинное Бытие не является предметным, «вещным», но личностным. Поэтому естественное отношение к Бытию - это диалог, личностная коммуникация. Прообраз отношения человека к Бытию - отношение подлинно личностное, которое осуществляется перед лицом Бога.
Без такой коммуникации, такой формы общения, невозможно, считал еврейский мыслитель, быть личностью, поскольку только в акте такой коммуникации человек выходит за пределы своего замкнутого, эгоистического «Я» и разрывает ту преграду, которая в объективированном мире стоит между ним и другими людьми.
Любовь в самом широком смысле слова - наиболее действенный прорыв к другому - будь то личность человеческая или Божественная. Все в мире, в конечном счете, терпит крушение уже в силу самой конечности существования, и потому человек должен научиться жить и любить с постоянным сознанием хрупкости и конеч-ности всего, что он любит, незащищенности самой любви.
«Человек ищет свободы, он рвется к Божественному» - писал «собрат» Бубера по экзистенциалистской философии, русско-еврейский религиозный философ Лев Шестов.
Но что такое свобода? Это прорыв человека к себе, к своей экзистенциальной и онтологической сущности, к коммуникации с Богом - и - миром. Именно в отношении «Я - Ты», характеризующемся действительной любовью к «Другому», и реализуется подлинный прорыв к себе, к своей исконной сущности, происходит преодоление отчуждения всех форм и видов его.
Я уже сказал выше, что хасидское учение помогло Буберу понять природу зла. Зло, полагает мыслитель, получает в поступках человека действенную реализацию лишь в том случае, если он «коснеет во зле», не старается преодолеть его, обратив все свое существо к добру, к Богу. Зло в человеке - своеобразный комплекс неполноценности человеческой личности, следствие завистливого характера, бессильного отчаяния. Истинно благородный человек всегда живет в мире со своей со-вестью, и значит - с Богом. Он не знает зла, потому что «Бога помнит».
Бубер воспринял в хасидском учении и включил в контекст своей религиозно-философской концепции положение о том, что Бог ждет от человека завершения Его труда и освящения мира. Лишь в свете этого поло-жения становится понятными социально-исторические воззрения крупнейшего еврейского мыслителя Нового времени, специфические особенности его сионизма, значение этих воззрений для нашей эпохи.
К моменту прихода к власти нацистов в Германии в 1933 году Бубер покидает возглавляемую им кафедру еврейской философии и религии во франкфуртском университете и переезжает в Эрец-Исраэль. В 1938 году он поселяется в Иерусалиме и становится профессором социальной философии Еврейского университета. В 40-50 годы Бубер создает свои ключевые работы, по-священные религиозно-историческим проблемам еврейского народа: «Учение пророков», «Моисей», «Тропы в утопию».
В частности, эта последняя книга Бубера была напи-сана под известным влиянием киббуцного движения и других экспериментов коллективных форм жизни, наличествующих в Израиле. В целом он в достаточной мере позитивно отнесся к этим «коллективистским опытам», как своеобразным попыткам «реализации утопии».
В письме к М. Ганди Бубер лаконично излагает суть своей и своих единомышленников социальной философии: «...Заповедь осталась с нами. И сегодня ее требования еще более неотложны, чем когда бы то ни было. Нам нужна собственная земля, чтобы исполнять эту заповедь; нам нужна свобода, чтобы упорядочить нашу собственную жизнь; никакие попытки не могут предпри-ниматься на чужой земле и под властью чужих законов. Не может быть, чтобы нас лишали права на собственную землю и свободу самореализации...»
Его сионизм носил характер сугубо религиозный. Именно этим, прежде всего, объясняется недоверчиво-неприязненное отношение лидеров политического сионизма к мыслителю, утверждавшему, что «Израиль потеряет себя, заменив Сион Палестиной». Идеал Сиона, по мысли Бубера, не должен быть подчинен политическим требованиям еврейского государства. Для него существовал главным образом «Иерусалим небесный» и лишь в последнюю очередь - «Иерусалим земной», единственно значимый для политических прагматиков. Он выдвигал идею создания «двунационального» еврейско-арабского государства. Эта идея казалась в эпоху Бубера крамольной. Большинству проживающих на земле Израиля евреев она кажется если не крамольной, то в достаточной мере утопичной и сейчас.
Но взглянем на проблему с другой стороны. Палестинцы с так называемых «контролируемых территорий» использовались до последнего времени еврейским государством и частными лицами в качестве наиболее дешевой рабочей силы на самых «черных» работах. Их труд в Государстве Израиль оплачивался еще более мизерно, чем труд «олим ми Русия», которые, безусловно, также являются объектом нещадной эксплуатации в Израиле...
Между тем израильские «цивилизаторы» до сих пор ничего не сделали, чтобы улучшить жизнь палестинских арабов на «территориях». Неумную, недальновидную политику по отношению к «арабам с территорий» проводил Ликуд. Теперь у власти Партия Труда, которая, в сущности, продолжает проводить ту же политику. Прав-да, в самое последнее время в Кнессете заговорили о необходимости строительства предприятий на «террито-риях» и т. п., чтобы палестинцы могли работать по месту жительства, а не ездить на работу в Израиль и т. д. Я сильно подозреваю, что дело не сдвинется, так сказать, с мертвой точки и все, как началось пустопорожней риторикой, так ею и закончится... Удивительно ли в таком социально-политическом контексте, что банды арабских террористов находят приют, сочувствие, моральную и прочую поддержку именно на «контролируемых территориях»?!
Когда думаешь обо всем этом, то начинаешь понимать, почему израильский истеблишмент и современная официозная ортодоксально-догматическая религиозная мысль с затаенной неприязнью до сих пор относится к Буберу и его идейно-философскому наследию и, с другой стороны, почему арабские студенты до сих пор приносят цветы на его могилу...
Обсуждения Философский очерк