Культура по четвергам: вручение Варгасу Льосе "Нобеля" по литературе и премии, которым не доверяют, но без которых в мировой литературе будет совсем уж пусто и каждый сам для себя.
Вопрос «Интересно, в этом году Нобелевскую по литературе дадут за литературу или как всегда?» в этом году получил внятный ответ: и за литературу тоже.
Вопрос «Интересно, в этом году Нобелевскую по литературе дадут за литературу или как всегда?» в этом году получил внятный ответ: и за литературу тоже.
Автор «Роты добрых услуг» Марио Варгас Льоса – писатель достойный, известный и политически активный. Но то, что в этом году на самых ближних подступах к праву прочесть нобелевскую лекцию оказались еще двое, при имени которых читатель не хмурит лоб, силясь вспомнить, кто такие, – какое-то явное поступление нобелевскими принципами.
Если бы премировали известность в литературе – Харуки Мураками, скорее всего, обошел бы Кормака Маккарти. А Маккарти сделал бы Харуки по популярности экранизаций.
Разумеется, популярность с истинной ценностью могут не быть в паре. Без премии одного из фаворитов кенийского писателя и драматурга Нгуги Ва Тхионго так никто бы и не прочел. Отчего же накануне оглашения лауреата Умберто Эко в списке претендентов оказался на 65-м месте – вообще никто не объяснит. Просто есть такие эксперты и судьи, набранные в Нобелевский комитет. Они определяют лучшего из тех, кто известен таким же избранным. Для них и лауреата премия – заслуженный итог. Для большинства читающей публики, замученной поисками истинного и настоящего, – открытие и путь к познанию. Дурацкого вопроса человека, обалдевшего в книжном супермаркете от пятидесяти тысяч наименований литературного товара, больше не существует.
Каждый год есть нобелевский лауреат. Его и читай.
Однако принцип если и работает, то в смысле хоть сколько-нибудь заметного роста известности и популярности премированного экспертами недавнего инкогнито все же слабо. Нобелиат-2008 Жан-Мари Леклезио с его сказочными напевами индейцев Амазонки и поисками родины по всему миру девицы, похищенной из африканской деревни, сегодня так же мало известен, не переиздан и не прочитан в России, как и до премирования автора «новых направлений, поэтических приключений, чувственных восторгов, исследователя человечества вне пределов правящей цивилизации». Вся поэзия и стильность призовой формулировки ему не помогла. То же произошло с нобелиаткой прошлого года Гертой Мюллер, и лишь немногим больше повезло действительно полным всяческих литературных достоинств Елинек и Памуку.
Литературные Нобелевские премии у нас в России котируются даже ниже, чем наши внутренние российские.
Последние, впрочем, тоже погоду на книжном рынке не делают. Но хоть как-то оживляют читательство – попытками издателей и критиков допинговать публику сочиненными страстями конкурентов в лонг- и шорт-листах, борьбой за истинность, объективность и качество судейства в жюри «нацбестов», «больших книг» и «русских букеров». Изданиями серий с пометками «лауреат» и «номинант» такой-то премии. Рекламными баннерами, развешенными в сети на деловых, общественных и культурных порталах.
Критика отечественных премий повторяет критику Нобелевской в масштабе 1:100, она вполне справедлива и ничего не меняет.
С премиями тошно, без них еще хуже.
Как бы к ним ни относиться, но они оказались единственным ориентиром в современном литературном пространстве. Если и пришло хоть что-то на смену советским толстым журналам, с которыми интеллигентный читатель всегда был в курсе, что читать, а чего совсем не надо, – так это именно литературные премии.
А что еще? Журнальная критика, эстетствующая и наукообразная? Читательские форумы? Шоу книжных выставок? Сообщества любителей, где ты по кругу литературных интересов найдешь родственного по духу эксперта и будешь верить его оценкам, пока не узнаешь, что он втайне наслаждается черт знает чем и, значит, просто морочит тебе голову?
Из всех оскандалившихся экспертных институтов литературно-премиальный самый скверный, но последний.
Кроме оглашения зачастую сомнительных лауреатов он с помощью специалистов и слегка подогретых букмекерами страстей привлекает к этому экзотическому занятию – чтению книг – всеобщее внимание. И, по крайней мере, очерчивает круг, в котором стоит начать поиск своего автора (если не нашел его ранее) и своей книги. И ощущение – блин, надо все-таки прочесть Маккарти, Эко, и, стыдно даже признаться, я не читал Мураками – то самое, за которое Нобелевский комитет и в этом году заслуживает премии мира.
Если бы премировали известность в литературе – Харуки Мураками, скорее всего, обошел бы Кормака Маккарти. А Маккарти сделал бы Харуки по популярности экранизаций.
Разумеется, популярность с истинной ценностью могут не быть в паре. Без премии одного из фаворитов кенийского писателя и драматурга Нгуги Ва Тхионго так никто бы и не прочел. Отчего же накануне оглашения лауреата Умберто Эко в списке претендентов оказался на 65-м месте – вообще никто не объяснит. Просто есть такие эксперты и судьи, набранные в Нобелевский комитет. Они определяют лучшего из тех, кто известен таким же избранным. Для них и лауреата премия – заслуженный итог. Для большинства читающей публики, замученной поисками истинного и настоящего, – открытие и путь к познанию. Дурацкого вопроса человека, обалдевшего в книжном супермаркете от пятидесяти тысяч наименований литературного товара, больше не существует.
Каждый год есть нобелевский лауреат. Его и читай.
Однако принцип если и работает, то в смысле хоть сколько-нибудь заметного роста известности и популярности премированного экспертами недавнего инкогнито все же слабо. Нобелиат-2008 Жан-Мари Леклезио с его сказочными напевами индейцев Амазонки и поисками родины по всему миру девицы, похищенной из африканской деревни, сегодня так же мало известен, не переиздан и не прочитан в России, как и до премирования автора «новых направлений, поэтических приключений, чувственных восторгов, исследователя человечества вне пределов правящей цивилизации». Вся поэзия и стильность призовой формулировки ему не помогла. То же произошло с нобелиаткой прошлого года Гертой Мюллер, и лишь немногим больше повезло действительно полным всяческих литературных достоинств Елинек и Памуку.
Литературные Нобелевские премии у нас в России котируются даже ниже, чем наши внутренние российские.
Последние, впрочем, тоже погоду на книжном рынке не делают. Но хоть как-то оживляют читательство – попытками издателей и критиков допинговать публику сочиненными страстями конкурентов в лонг- и шорт-листах, борьбой за истинность, объективность и качество судейства в жюри «нацбестов», «больших книг» и «русских букеров». Изданиями серий с пометками «лауреат» и «номинант» такой-то премии. Рекламными баннерами, развешенными в сети на деловых, общественных и культурных порталах.
Критика отечественных премий повторяет критику Нобелевской в масштабе 1:100, она вполне справедлива и ничего не меняет.
С премиями тошно, без них еще хуже.
Как бы к ним ни относиться, но они оказались единственным ориентиром в современном литературном пространстве. Если и пришло хоть что-то на смену советским толстым журналам, с которыми интеллигентный читатель всегда был в курсе, что читать, а чего совсем не надо, – так это именно литературные премии.
А что еще? Журнальная критика, эстетствующая и наукообразная? Читательские форумы? Шоу книжных выставок? Сообщества любителей, где ты по кругу литературных интересов найдешь родственного по духу эксперта и будешь верить его оценкам, пока не узнаешь, что он втайне наслаждается черт знает чем и, значит, просто морочит тебе голову?
Из всех оскандалившихся экспертных институтов литературно-премиальный самый скверный, но последний.
Кроме оглашения зачастую сомнительных лауреатов он с помощью специалистов и слегка подогретых букмекерами страстей привлекает к этому экзотическому занятию – чтению книг – всеобщее внимание. И, по крайней мере, очерчивает круг, в котором стоит начать поиск своего автора (если не нашел его ранее) и своей книги. И ощущение – блин, надо все-таки прочесть Маккарти, Эко, и, стыдно даже признаться, я не читал Мураками – то самое, за которое Нобелевский комитет и в этом году заслуживает премии мира.
Обсуждения С ними – тошно, без них – скучно