Средний класс

Вторые утверждают, что „средний класс“ уже сформировался, но мы просто не определили пока его границ и „штатного состава“.

Все сходятся в одном: „средний класс“ — это принципиально важно. Ему начинают приписывать если и не сверхъестественные способности, то уж по крайней мере заведомо противоположные черты. Средний класс выступает и как проводник „подлинных“ реформ, и как их прямое наследие, результат. Он выступает как мощный двигатель преобразований — и в то же время как гарант стабильности, устойчивости в обществе. Это сила, которую следует всячески активизировать, и одновременно широкая платформа, на которую можно опереться. Причём нередко об этом говорят одни и те же люди — просто через запятую. Возникает образ социальных слоёв, которые смогут буквально всё и сразу: налоги заплатят по высшей мере и одновременно поднимут эффективный спрос на потребительских рынках, разовьют собственный малый бизнес и обеспечат прилив желанных инвестиций. Вдобавок и проголосуют за нужные политические фигуры.

Что же скрывается за красивой вывеской „Добро пожаловать в средний класс!“, кто принадлежит к среднему классу (или надеется принадлежать)? Если речь идёт о чисто экономическом толковании — например, о слоях со средней величиной доходов или средним уровнем материальной обеспеченности, то вопрос о среднем классе превращается в счётно-статистическую проблему, и на „высокую идею“ это никак не тянет. К тому же проблема возникновения среднего класса в данном случае „решается“ сама собой: полюсов без середины в подобных распределениях никогда не бывает.

Или, скажем, средний класс — это группы, которые по жизненным стандартам достигли уровня наиболее массовых групп современных западных обществ? Вероятно, и это имеется в виду, но претензия явно более велика. Да и о „середине“ ли вообще идёт речь? Мы говорим „средний“, а подразумеваем нечто большее. В рассуждениях слышится намёк на удачное решение некой крупной проблемы, затрагивающей экономику, политику и социальную сферу. Однако в чём суть этой проблемы?

Класс или фикция

Поскольку понятие „среднего класса“ пришло к нам из западной стратификационной теории, посмотрим на дело с социологической точки зрения. Здесь мы сталкиваемся с двумя „банальными истинами“. Первая: наличие и масштабы среднего класса в стране в сильнейшей степени зависят от выбора критерия стратификации. И вторая: подобных критериев довольно много. Самое обидное, что их применение даёт очень разные картины. Одно дело, если мы возьмём группы с „джентльменским“ имущественным набором (хорошая квартира или дом, машина, вся необходимая бытовая техника, наличие сбережений и пр.). Другое дело, если станем спрашивать, кто относит себя к „среднему классу“. Третье, если подойдём к делу с социально-профессиональной точки зрения. В любом случае мы должны быть готовы к тому, что наш средний класс окажется весьма неоднороден и будет включать группы с очень несхожим социальным профилем. Не случайно в большинстве западных стратификационных моделей, как правило, оказывается более одного „среднего класса“. Мы встречаем здесь „верхний“ и „нижний“ средние классы, „старый“ средний класс из малых предпринимателей и „новый“ средний класс из профессиональных групп с высшим образованием. Наряду с ними активно используется понятие „обслуживающего“ класса (service class), в который включается значительная часть чиновников и социальных работников.

Словом, когда начинаются разговоры о „среднем классе“, каждый раз хочется спросить, о чём собственно идёт речь. Почему люди со средней величиной доходов или средним уровнем жизни должны вести себя неким сходным образом? Или почему в бумаге о среднем классе, которую зачитал российский президент, говорилось только о малых предпринимателях? Как будто не существует огромной разношёрстной армии специалистов с высшим образованием, также претендующей на это „святое место“. Подобные вопросы можно задавать бесконечно.

Но главное состоит в ином. Мы вправе утверждать, что среднего класса как единого целого попросту не существует — ни с точки зрения сходства социально-экономических позиций (профессии или стиля жизни), ни с точки зрения общего мировоззрения, ни с точки зрения единообразного поведения (например, голосования за определённый политический блок). Все эти точки зрения уводят нас в разные стороны. Отдельные параметры средних слоёв, конечно, могут и должны пересекаться, но надежды на получение единой стройной картины в принципе нет. По крайней мере ещё никому не удавалось обосновать её эмпирически, с цифрами в руках. По всем социологическим параметрам „средний класс“ выпрыгивает из одной универсальной схемы и со строго стратификационных позиций, к сожалению, оказывается фикцией, сверхклассовой конструкцией. Поэтому переводить дело в чисто инструментальную и счётную плоскости — значит, сильно опережать события. А надеяться, что все показатели благополучно сойдутся, — хотеть невозможного.

Тёмный или светлый миф

Что же позволяет нам говорить именно о „среднем классе“ в целом? Единство возникает, когда мы переходим в поле идеологии, где пытаемся выстроить системное понимание происходящего, исходя из некоторых ценностных представлений о том, что мы хотели бы видеть (не важно, осознаём мы идеологический характер наших представлений или не осознаём). Проще говоря, средний класс — это новый (для нас) социальный миф. Подчеркнем, что в этом слове вовсе не содержится ничего оскорбительного. Миф — это не заведомая ложь. Это даже не сказка. Миф представляет собой схему, которая объясняет нам происходящее (вкупе с прошлым и будущим). Но особенность её такова: эта схема вырвана из другого контекста — перенесена из нашего собственного прошлого или позаимствована из какой-нибудь западной теории. Предлагаемые ею объяснения активно используются, но первоначальный смысл самой схемы остаётся для нас нераскрытым.

Что это за миф, как он возник и почему становится популярным в России именно сейчас, хотя попытки сказать что-то о среднем классе на протяжении последних пяти-шести лет делались постоянно? Совершим очень короткий экскурс в область эволюции крупных западных концепций „среднего класса“.

Концепция „среднего класса“ набрала силу в идейном противостоянии с ортодоксальным марксизмом, который ещё с конца девятнадцатого столетия настаивал на мифе о неизбежной поляризации капиталистического общества и размывании средних слоёв. Вскоре по этому принципиально важному идейному пункту марксизм был повержен, хотя левые пытаются говорить о поляризации и по сей день. Их теории „пролетаризации“ населения, включая массы „белых воротничков“, породили много дискуссий. И всё же пришлось признать, что прогрессирующего деления общества на богатых и бедных, имущих и обездоленных, по крайней мере в развитых западных странах, не наблюдалось и не наблюдается.

Подвинув идею поляризации, сама идея „среднего класса“ оказалась впоследствии выхолощена в другом мифе. На этот раз речь идёт о мифе либерального толка, рождённом уже не в Европе, а в заокеанских Соединенных Штатах, о превращении развитого буржуазного общества в так называемое общество среднего класса. Возник антиклассовый вариант классовой теории. В подобном обществе происходит не просто качественное повышение материального уровня жизни рабочего класса и других нижних слоёв, которые вкушают спелые плоды цивилизации и приобщаются к очевидным достижениям массового производства. Нижние слои, помимо этого, проникаются системой „буржуазных“ ценностей, на которых строится широкий общественный консенсус, и вливаются, таким образом, в ряды „среднего класса“.

Понятно, что если такой „класс“ грозит вобрать в себя все основные социальные слои, то проблема среднего класса снимается, он становится абсолютно безразмерным. Так „светлый“ миф об обществе среднего класса приходит на смену „тёмному“ мифу о поляризации.

Новый миф успешно отработал своё, однако уже к концу пятидесятых годов он начал давать серьёзные трещины. Вдруг заново открыли бедность, „вторую нацию“, которая живёт в замыкающемся мире „альтернативных“ субкультур и никак не вписывается в счастливую картину общего благосостояния и нормативного единства. Открытие бедности, застойной безработицы, этнических анклавов прочертило важную социальную границу и заставило обратить внимание на тех, кто всеми силами пытается удержаться и не скатиться вниз, а если повезёт, продвинуться в далёкие элитные слои. Вновь возникла содержательная проблема среднего класса.

Итак, мифы о „среднем классе“ могут выдвигаться вперёд и сходить со сцены, способны менять свою окраску. И каждый раз мы должны видеть конкретные причины подобных превращений. Особые причины для муссирования темы „о среднем классе“ должны быть и у нас в сегодняшней России.

Уничтожен или спасён

Зачем же этот миф понадобился нам и именно сейчас? На то есть как минимум две серьёзные причины. Первая состоит в том, что пришла пора подводить первые итоги реформ. И эти итоги не сведёшь к вопросам финансовой стабилизации. Нужно сказать что-то и о положении людей. Именно в трактовке последствий и результатов реформаторских усилий и происходит серьёзный раскол. Прокоммунистические силы скажут вам, что народ ограбили, что идёт его чудовищное обнищание, и даже былой „советский средний класс“ безжалостно разрушен. Либерально ориентированные круги, в свою очередь, должны указать на появление обновлённого среднего класса как свидетельство успеха проведённых реформ, указать на группы, которые выиграли от преобразований или способны выиграть в самом ближайшем будущем. Нет нужды говорить о том, что сделанные выводы будут использоваться как горючее на следующих этапах предвыборных гонок.

Но есть и другая, более инструментальная причина. Нужно двигаться дальше, в том числе по пути социальных реформ, чтобы разгрузить государство от непомерного бремени нарастающих социальных выплат (и невыплат). А поскольку бюджетных средств явно не хватает и государство не вылезает из бюджетного кризиса, желательно было бы найти достаточно массовые группы, которые могли бы заплатить за социальные преобразования. Эти группы своим интенсивным и квалифицированным трудом, а также ценою накопленных сбережений стали бы надёжной опорой нового реформаторского витка. Причём они не требовали бы увеличения социальных расходов. Подобная функция и приписывается пресловутому „среднему классу“. Задача состоит в том, чтобы обнаружить этот социальный „мотор“, слегка его почистить и подкрутить, а дальше он заработает сам без нашей помощи, поможет рвануть вперёд и, заметьте, с минимальными затратами (а вдобавок предрешит результаты голосования в нужную пользу).

Отбросить? Понять? Использовать?

Предлагая свои рассуждения, мы решительно не намерены обвинять кого-либо в цинизме. И тем более не считаем, что проблемой среднего класса заниматься не стоит, что нужно „покончить с очередным мифом“. Напротив, нам кажется, что у мифа о среднем классе сегодня есть один серьёзный недостаток. И он заключается не в том, что эта схема мифологична, а в том, что она недостаточно хорошо работает, остаётся слишком аморфной. Схема повисла на растяжке между „левым“ мифом об уничтоженном среднем классе и правым мифом о бесплатной социальной силе реформ.

Миф об уничтоженном среднем классе сегодня почти обречён. Совершенно скрыть наличие постсоветских средних слоёв, какие критерии не выбери и как не изощряйся в количественных оценках, видимо, не удастся. Однако основная задача состоит не в том, чтобы грамотно посчитать децильные коэффициенты или коэффициент Джини, и тем более не в том, чтобы срочно вырабатывать „рекомендации по формированию среднего класса в России“, а в том, чтобы определить конкретный смысл, вкладываемый нами в само понятие „среднего класса“, и трезво оценить его идеологическую подоплёку. Нужно не нагромождать беспорядочные строения из популярных клише, а понять структуру мифа и сознательно использовать его в разумных целях.

Легко сказать: „сознательно использовать„… миф взывает не к рациональному в человеке, а к его чувствам. К его потребности обрести единство с другими, захваченными силою того же мифа, потребности сделать мир — в данном случае мир социальный — понятнее и потому уютнее, объяснить его с помощью нехитрой, но „очеловеченной“ схемы. Впрочем, мы не собираемся писать трактат о функциях мифа в современной жизни. Сознательно или вполне цинично (рационально?) мифы всегда использовались — в первую очередь — идеологами и политиками.

Какие же „полезные“ образы в принципе можно извлечь из мифа о среднем классе?

Образ социального слоя, в который „внесут“ себя представители многих групп, потерявших свою идентичность, не знающих, кто они, собственно, такие в сегодняшнем мире и на какой отметке иерархической шкалы находятся.

Одновременно такое „зачисление себя“ в средний слой выстраивает мостки между самыми разными социальными группами, легко обнимаемым и этим удобным в своей аморфности понятием.

Образ и уровень жизни (не отвлечённых, но реально достижимых), на которые могли бы ориентироваться массы. Сегодня многие невольно пытаются взять за точку отсчёта образ жизни богатых, сочно разрисованный нашей рекламой. Дезориентация приводит к последствиям довольно болезненным и в любом случае должна смениться большей трезвостью. Последняя вовсе не требует, чтобы люди занимались статистическими расчётами, иногда достаточно сменить мифологические рамки. И миф о среднем классе просто более функционален в этом отношении, чем миф о всеобщем богатстве.

Образы малого предпринимателя и мелкого частного инвестора, необходимые при реализации социально-экономической политики.

Образ заинтересованного избирателя, становящийся объектом электоральной политики.

Наконец, идея, что в современном развитом обществе средний слой занимает главенствующие позиции, вполне может стать основой образа интегрированного, единого общества, солидарность которого действует как бы поверх территориальных, национальных, конфессиональных и прочих барьеров.

Грамотная экономическая политика, эффективная работа с избирателями — всё это непременно предполагает опору на массовые представления людей, которым, собственно, и предстоит за эту политику голосовать и её реализовывать. В мифе о среднем классе как раз и находятся образы и малого предпринимателя, и мелкого частного инвестора, и избирателя, кровно заинтересованного в исходе выборов. Так в одном нехитром понятии могут содержаться мощные резервы и для политики, и для новой общественной идеологии, и для множества людей, которые ищут новые ориентиры и хотят восстановить утраченное чувство солидарности.