Лечение смертью

Автор метода Владимир Баскаков настаивает, что из трёх значений греческого слова «терапия» в танатологии раскрываются два: забота и уход. C третьим — лечение — танатотерапевты традиционно призывают быть осторожными. Саморегуляция тела, которая запускается во время сеанса, действительно может оказывать целительный эффект, но утверждать, что данный метод — это панацея, нельзя. Кого-то лечит, кого-то нет. Но каждому дарит опыт уникальных переживаний, которые в свою очередь меняют отношение к жизни, корректируют систему ценностей, снимают ненужные гирьки с чаш. При правильном уходе и заботе лечение становится ненужным.

Говоря «танатотерапия — это метод», мы подразумеваем метод телесно-ориентированной психотерапии, зародившейся из тезиса Зигмунда Фрейда «Я есть прежде всего выражение телесного Я». Позднее её разработал Вильгельм Райх, ученик Фрейда.

Отец психоанализа избегал прикосновений к телу пациентов. Райх, для которого влияние телесных процессов на психику было очевидным, не только допускал их, но настаивал, чтобы пациенты сами активно работали с телом, чтобы избавиться от мышечных зажимов. Нынешние же танатотерапевты работают с телом и только с телом в так называемой безопасной зоне. Причём работают бережно, очень медленно и скрупулёзно. Клиент ложится на пол, раскидывает руки и ноги, расслабляет челюсть. Вокруг него на пол усаживаются несколько танатотерапевтов. Они «особым образом» прикасаются к его конечностям — легко покачивают ноги, приподнимают руки — ничего необычного. Никаких директив, никакого давления. Наоборот, череда мягких касаний, которые приводят к максимальному расслаблению. И — полное безмолвие.

Да, в танатотерапии нет места разговору. Клиенту (заметьте, не пациенту) не нужно подбирать слова, преодолевать смущение, вытаскивать из шкафов скелеты, ловить и калибровать своих «тараканов», для того чтобы психотерапевту было что записать в своём блокноте. От клиента не требуется ничего. Только лечь на пол и раскинуть конечности. Прислушиваться к себе, ждать чего-то особенного, словом, фиксировать сознание на ожидаемых ощущениях не нужно. Ведь задача танатотерапевта — как раз снять эту фиксацию.

Почему танатотерапия не лечит, разобрались. Теперь разберёмся, почему «не смертью».

Если абстрагироваться от веры, морали и искусства, то смерть для человека — полная потеря контроля над телом. Потерять контроль над телом страшно, потому что это значит, что ты умер. А умирать страшно, потому что тело в этом случае перестанет нам принадлежать. Помогая особым образом расслабить тело (а значит, и психику), танатотерапевт как бы моделирует смерть клиента, знакомит его с ней. И смерть оказывается безопасной, она не пугает, не вызывает болезненных переживаний. В состоянии полного расслабления лицо клиента становится абсолютно спокойным, тело превращается в объект, очень тяжёлый и прохладный объект. Смертоподобное расслабление плавно переключает клиента в режим, в котором тело и психика начинают независимо от сознания расправляться со страхами. Я умею умирать! Умирать не страшно! Значит, вообще ничего не страшно! Жить не страшно!

Когда под деликатным руководством танатотерапевта клиент подходит к своей черте смерти, становится лицом к собственному «дедлайну», в его организме активизируются базовые жизнеутверждающие процессы (так же, как это происходит перед реальной естественной смертью). В результате для единожды побывавшего там (позволим себе пошлый курсив) смерть становится ровным спокойным фоном. И на первый план выходит жизнь — сочная, настоящая. Так повернётся ли язык назвать это чудо лечением смертью?

Чтобы понять, насколько обширна область действия танатотерапии, придётся испугаться. Испугайтесь, пожалуйста, прямо сейчас. Лучше, если ваш испуг будет вызван не щекотливыми картинками какого-нибудь зарубежного хоррора, а чем-то по-настоящему ужасным. Родной дом, разрушенный землетрясением. Болезнь. Потеря. Война.

Теперь посмотрите на себя в зеркало. Вы сжались, всё тело напряглось, глаза ушли вглубь, на лице проявились складки. Страх — цепкая гримаса, искажающая не только черты лица, но и сознание, сила, сковывающая весь организм. А теперь представьте, что ваше тело постоянно находится в таких тисках.

Человеку, живущему страхами, неведомы истинные чувства. Любовь для него — страх потерять любимого. Материнство — страх потерять ребёнка. Домашний очаг — попытка задержаться на земле за счёт якорьков машин, дач, квадратных метров.

От страха мы не любим стариков, а значит, и самих себя стариками не любим. Для нас они олицетворение в первую очередь смерти и только потом — опыта и мудрости. От страха мы идём к врачу и по той же причине до последнего откладываем визит: подспудно верим, что лечиться есть смысл только тогда, когда есть реальный риск. От страха выпивают алкаши. От страха напивается декадентствующее юношество: ведь если прекратить и разъехаться всем по домам, то будет ночь, а потом будет тяжёлое утро и наступит то, о чём говорят «лучше б я сдох».

На страхе же построены и все кодировки, заплевки и внушения: выпьешь — и небо разверзнется, говорит ведунья. Выпьете — и сердце остановится, говорит человек в белом халате, комкая обёртку шприца.

Когда нам говорят о смерти, мы закрываем уши, глаза и рот. Но белый медведь не исчезнет оттого, что мы встанем в угол и перестанем о нём думать. Танатотерапия считает, что самое разумное — открыть глаза и приветливо пожать белому медведю его холодную лапу.