Сон об испытании в стеклянном лабиринте

Была ночь. Нас было много – десятков пять или семь, точное число никого не интересовало. На всех были серо-черные костюмы, как будто тот, кто облачил нас в них, специально хотел, что бы мы окончательно слились с окружающей ночью. А мы итак были с ней схожи, ведь все мы были тенями… Из плоти и крови – но все же тени…

Это было исключительно большое и темное сооружение, похожее на теплицу, вершина которой терялась далеко наверху в вязкой темноте. А перед нами насколько хватало глаза – нагромождение серых ящиков, уложенных причудливым узором лабиринта, редкие вялые и пыльные растения в дубовых кадках, тусклые свечи, поддерживаемые серебряными подставками в виде сплетенных рук, и далеко-далеко, почти на уровне ощущений – стены этой огромной теплицы – справа, слева, сзади и впереди, даже вверху и внизу, окружали нас словно бы мы были странными безголосыми и чешуйчатыми рыбами в этом гигантском аквариуме. И Голос сказал нам – любыми путями вы должны добраться первыми до конца этого лабиринта, первыми – иначе погибните.. И как мы шли.. В каждой тени нам виделись глаза нашего страха, в каждом силуэте мы искали только врага и бросались на него, и расчищали себе путь к спасению… Многие стекла стен, потемневшие от времени и наших мыслей, окрашивались кровью.

Ночь окончательно вошла в свои права, когда мы завершили свой путь и оказались в большом зале у самого края лабиринта. Теперь нас было не более десяти. Посреди зала стоял, выхваченный из окружающей темноты пляшущими отблесками свечей, стол, накрытый пожелтевшей ветхой скатертью, на котором стояли графины с алым вином и викторианские бокалы на серебряных ножках. Каждый занял свое место страшась и ликуя, что испытание подошло к концу.

Голос, медленный и тяжелый как сдавливающий в воде насмерть камень, указал на бокалы из потемневшего хрусталя. Вино было густым и сладковатым на вкус. Мы выпили и замерли напряженно как струны, в которые вот-вот ударит гусляр: всех одновременно пронзило одно и то же предчувствие. И в ту же секунду повинуясь общему инстинкту, как звери на пружинистых лапах, мы отпрянули от стола, опрокидывая стулья, заливая пожелтевшие скатерти красным, бледные и переломленные страхом. Но было уже поздно. Стеклянные стены взорвались, и острые осколки посыпались вниз, укрывая собой стол, впиваясь в кожу, путаясь в волосах. Простирая руки вперед мы пытались заслониться, остановить, замедлить смертельный танец… Черные, в масках с прорезями, c горящими глазами, полулюди прыгают вниз. У каждого – кинжал, не знающий промаха, острый как сомнение, жадный и пьяный как одиночка не знающий ласк. И каждый найдет чье-то сердце и пронзит его острым холодящим поцелуем.

Он хватает меня за предплечье и смотрит в глаза. Затянутая в ткань рука похожа на железные щипцы. Чувствую как сталь скрежещет о ребра. Все кругом смято, темнеет, гаснет.