Путь Сатчитананды

Она появляется перед теми, чье сердце и ум поглощены призванием санньясы и теми, кому Дух открыл вспышку бесконечного пространства внутри сердца.

И все-таки санньяси живет в мире знаков, в мире проявлений божественного, и этот мир проявлений нуждается в нем, «находящемся за пределами знаков», чтобы осознать невозможную возможность построить мост между двумя мирами; Кеши владеет двумя мирами, разделяя их, и, тем не менее, становится путем, которым человек достигает мира Брахмы («Чхандогья Упанишада», 8.4.1; «Брихадараньяка Упанишада», 4.4.22).

Эти аскеты, которые уходят от мира и не заботятся ни о чем, как раз и являются теми, кто поддерживает этот мир. Они подобны ведической стамбхе (колонне), которая поддерживает равновесие во Вселенной («Атхарва-Веда» 10.7 и 8). Символами их отречения становятся яджни и хомы, совершаемые священниками. В них изначальное жертвоприношение Пуруши в полной мере реализует Высшую Реальность Духа. Из их внутреннего огня Агни проявляется в их аскетизме (тапас) и зажигаются все жертвенные огни.

Что касается санньяси, то не важно, известны они или неизвестны. Они идут тайным путем. Нет никакого внешнего признака, по которому их можно было бы идентифицировать, они именуются алинга (т.е. «не имеющие видимых символов»), авьякта кара (авьякта — «непроявленный», кара — «путь»). Но общество должно знать их. Оно должно осознавать, что они присутствуют, чтобы иметь напоминание о трансцендентном среди изменяющегося мира.

По этой причине, несмотря на риск деградации всего того, что человечество превращает в институт, общество все-таки должно оставить место для монашества и публичного признания состояния отшельничества. Кроме того, обычно именно через институт монашества Дух раскрывает себя, заставляя услышать свой голос того, кого он избирает, а затем, зачастую безжалостно, выталкивает его за пределы всех знаковых систем. Санньяса-дикшу невозможно сделать обязательной, но в ней уже нельзя отказывать тем, кто искренне просит ее, не ради получения престижа от особого социального статуса, а чтобы посвятить всего себя исследованию Брахмана, «посвящая себя Брахману, утверждаясь в Брахмане, в поиске Высшего Брахмана» («Прасна Упанишада»), или, как бы сказал св. Бенедикт, поиску Бога (quaerere Deum).

Было бы, конечно, неверно рассматривать санньяса-дикшу как пустой знак без реального содержания. Ее богатое содержание делает ее скорее символом, чем знаком (учитывая широко принятые определения различий в современной мысли, согласно которым христианские Таинства становятся символами). На самом деле санньяса-дикша содержит в себе всю конкретику символа, которая глубоко укоренена в источнике самого существа — настолько глубоко, что в некотором смысле она содержит в самой себе саму Реальность, на которую указывает.

Знак санньясы, так же, как и дикши, находится как раз на рубеже, на непостижимом рубеже между двумя мирами — миром проявленного и миром непроявленного Абсолюта. Это Таинство священного, живущего в состоянии наиболее возможной неполноценности, это мощный способ благодати — благодати, которая есть не что иное, как присутствие Абсолюта, Вечного, Нерожденного, сущего в сердце царства существующего, времени, смерти и жизни; и эта благодать в то же самое время представляет собой непреодолимое стремление всей Вселенной во всей ее полноте к пробуждению в Абсолюте, в Атмане. Этот знак, эта благодать есть в высшей степени тарана, переправа, по которой человек переходит на другой берег («для тех, кто хочет перейти на берег, где нет страха», на запредельный берег («Катха Упанишада», I,3.2)). В конце концов, это сам тарака, тот, кто переводит человека на другой берег, единственный Перевозчик, проявляющийся различными способами через риши, махатм, гуру и будд, которые на протяжении веков пробуждались сами и пробуждали своих братьев-людей.

Хотя истина заключается в том, что монастырская жизнь трансцендентна по отношению к любой дхарме, это естественно, что обряды и инициация, которые обозначают официальное вступление в монашескую жизнь, производятся в соответствии с конкретными религиозными традициями, в которых человек родился и духовно рос. Пока мы остаемся на уровне знаков, наилучшими знаками для нас являются те, среди которых мы рождаемся как люди, как люди, преданные Богу, даже если впоследствии эти знаки будут нуждаться в очищении и освобождении от их ограничений и особенностей. Однако в индуистской санньясе есть нечто мощное, некий пылающий вкус Абсолюта, так непреодолимо манящий тех, кто открыл внутри себя эту Невыразимую Тайну, о которой настойчиво свидетельствуют Упанишады. И не важно, какую религию, дхарму, они исповедуют — у них есть сильное желание стать частью великой индийской традиции санньясы. Через знак вамши, связывающий их с древними риши, они надеются открыть единого Наблюдателя, Экарси, который покоится в глубине их сердец.

Для начала рассмотрим случай с христианскими монахами, которые уже обусловлены и освобождены своим религиозным исповеданием. Когда они встречаются со своими индийскими братьями-монахами и познают бескомпромиссный идеал санньясы, они чувствуют в самих себе непреодолимое призвание к внутреннему более, чем к внешнему, и у них уже не остается времени на размышления. Они чувствуют естественное стремление брать пример с индийских санньяси и начать соблюдать хотя бы самые основные из их традиций — бедности, воздержания, абхиямы (бесстрашия) и т.д. Даже более того, они отдаются этой свободе, навеянной в их сердцах Духом. В этом случае получение новой дикши было бы бессмысленным, поскольку в полном предании себя согласно их первоначальному вероисповеданию — «suscipe…» — главное посвящение уже было дано. Это случай, который можно сравнить с Парамахамсой, который, видя полный свет, сияющий внутри него, переходит естественным образом, оставив размышления, в состояние туриятита или авадхута. Есть также те, кто приезжает в Индию, не имея предварительного монашеского опыта, или даже религиозных взглядов, и когда здесь они пробуждаются, слушая Писания, или, еще чаще, в результате прямого контакта с гуру, в котором они находят пылающий огонь, сжигающий все их желания и предыдущие устремления. Затем, вне зависимости от того, собирались ли они остаться в Индии, и получили ли такое разрешение, или им необходимо вернуться в их родную страну, они часто мечтают принести обеты индийским способом и пытаются получить разрешение на это для того, чтобы официально отделиться от общества и провести свою жизнь в недвойственном сосредоточении на внутренней Тайне. («Нарада Паривраджака Упанишада», 5.1)

В связи с этим возникает проблема: хотя санньяса-дикша является завершением всех обрядов и окончательным переходом за пределы мира знаков, фактом остается то, что дикша так тесно связана с индуистским культом, что она может не иметь смысла для тех, кто не принадлежит к индуистской дхарме. Для индуиста инициация в санньясу связана с рядом обрядов, которые соответствуют различным этапам жизни двиджьи (дваждырожденного), от его зачатия до погребального костра. В реальности это посвящение представляет собой предвестие погребальной агнихотры («Чхандогья Упанишада», 5.4–9). Таким образом, санньяса-дикша обычно сопровождается обрядами, символизирующими конец всех обрядов: кандидат повторяет «Гаятри мантру» по тысяче раз в обеих сандхьях, предваряющих инициацию.

Кроме того, как минимум в случае с карма-санньяси, церемонию завершает гуру, возлагающий на ученика атрибуты санньясы, а именно данду, каупину и одеяние кави. Эти символы вряд ли будут понятны за пределами конкретного социокультурного контекста Индии, и их передача от имени гуру имеет мало значения для санньяси не-индийца, которому придется жить за пределами Индии, вне зависимости от богатого значения этой церемонии.

Возможно, кто-то мечтает о том, чтобы санньяса использовала знаки общечеловеческого значения — как в отношении обряда, так и в отношении внешнего вида санньяси. Однако все знаки по определению будут принадлежать к конкретной культуре и среде. Снова и снова мы сталкиваемся с парадоксом (или даже противоречием) в сердце санньясы: с одной стороны, санньяса не принадлежит этому миру (алока), а с другой — присутствует во всех мирах (сарвалока), это знак, находящийся за пределами всех знаков. Неизбежно нам приходится вернуться назад, к изначальному значению санньясы, описанному в древних текстах, как «не имеющая знаков» (алинга) и не имеющая правил (анияма).

Амбивалентность санньясы заключается в том, что в высшей стадии, когда происходит отказ от всех правил и внешних знаков, она становится неотличной от спонтанного внутреннего отречения Пробудившегося человека. Нет ничего такого, что могло бы служить обозначением санньяси. Он может бродить по миру, может прятаться в пещерах и джунглях, но также может жить среди множества людей, даже трудясь в этом мире, при этом, не теряя своего одиночества. Нечуткий человек никогда его не обнаружит, только эвамид (тот, кто знает) может узнать его, поскольку он также обитает в глубинах истинного «Я». Однако тот, кто хотя бы немного пробужден, не может не испытать его сияния — вкус, прикосновение, сияние — то, что могут постичь внутренние чувства, — и этот опыт оставляет поистине удивительное впечатление.

Если невозможно найти универсальный символ санньясы и если социальное окружение требует избавить ее от всех символов, есть ли необходимость сохранять ту или иную форму внешнего посвящения, особенно учитывая то, что с точки зрения истинной сущности санньясы процедура инициации вообще очень спорна? Санньяси всегда будет помнить, что его основная обязанность – молчание, уединение, медитация (дхьяна) (см. «Нарада Паривраджака Упанишада», 4.17,18: «Останемся в уединенном месте, подходящем для медитации»), и он никогда не сможет отказаться от этого. [...]

Санньяса может быть дана только тогда, когда гуру уверен, что ученик обладает истинным видением, что он — эвамидван и обладает физической, ментальной и духовной силой оставаться верным фундаментальным требованиям аскетической жизни при любых условиях. Как правило, он должен получить подтверждение качеств ученика, не только живя в компании с гуру (антевасин), но и в одиночестве и странствиях (паривраджака), и более того, в случае с западными людьми, подтверждение практики акосмической жизни в обществе, которое отвергает такой акосмизм. Считается, что дикша обязывает его провести определенный период жизни в странствиях и жизни на подаяние (бхикачарья), и такая жизнь должна продолжаться как можно дольше. Кандидат должен отказаться от имущества, и если это невозможно с юридической точки зрения, он должен осознать, что более не имеет права собственности на что бы то ни было и должен быть готов отправиться в путь, взяв с собой что-то или оставив все, в зависимости от обстоятельств. Только тогда гуру сможет засвидетельствовать перед небесами и землей окончательное предание себя кандидатом.

Дни, предшествующие дикше, проходят в уединении — тишине, медитации, чтении соответствующих книг — либо в полном одиночестве, либо в обществе гуру. Непосредственно перед посвящением Писания предписывают провести день в посте, а ночь в молитвах. Эта ночь пройдет в молчаливой медитации с возможным чтением тех текстов «Упанишад», которые наиболее точно сформируют духовный опыт кандидата (например, текст «Санньяса Упанишады», наиболее важные отрывки из которой уже были рассмотрены, также тексты об отречении из «Брихадараньяка Упанишады» (3.5, 4.4.22) и «Мундака Упанишады» (1.2), тексты, посвященные отказу от желаний («Брихадараньяка Упанишада», 4.4.6) и об уходе Яджнявалкии в «Брихадараньяка Упанишаде», 4.5, 7-ю главу «Чхандогья Упанишады» и ее акцент на Брахмане, […], первые три главы «Катха Упанишады», где говорится, что кандидат это не кто иной, как молодой Начикета, который заставил Смерть раскрыть свой секрет и который открыл себя в себе за пределами рождения и смерти).

Хомы и шраддхи, которые проводятся в эту ночь во время обряда двиджи, не являются необходимыми, если кандидат не принадлежит к индуистской традиции и не имеет священного шнура. Ему также не нужно повторять «Гаятри», высшей мантры, которая до сих пор была необходимым элементом жизни брахмана (брахманачари). [...]

Когда все приготовления завершены, остается совершить лишь сам обряд дикши, удивительно простой в своем символизме. Почти все знаки уже осуществлены, остается лишь последний знак, который поднимает избранного над всем к решающему открытию самого себя. Вся благодать достигнет своего апогея в этом определяющем даре благодати, находящемся в единственной и недвойственной Тайне самой благодати, как она есть. Обряд станет высшим символом похода за пределы себя к истинному «Я», и только тогда появится возможность действительно в Истине сказать: «ахам брахмасми» («я есть Брахман»). Теперь вся жизнь кандидата подходит к своему финалу, и его дух, сбросивший оковы рабства, погружается в свет бесконечности истинного «Я», как это отображено в мантре «Чхандогья Упанишады», которую он вскоре прочтет. Точно так же сказал Иисус вечером, накануне Своего ухода: «Час пришел, Я иду к Отцу». Гуру и ученик идут на берег реки — по возможности на берег Ганги, которая на протяжении веков была свидетельницей подобных инициаций, проходивших на берегу или в праягах (местах слияния). Внизу находится вода Ганги, вверху на небе — огонь восходящего солнца, Агни — два священных элемента, которым совершается приношение всего, что следует освятить. Прежде всего, они поют гимн Дакшинамурти, Высшему Гуру. И в данном случае не только человек дает посвящение. Для ученика, в котором горит лишь Внутренний Свет, этот человек всего лишь сиюминутное проявление единственного Гуру, Который проявляется в каждом месте и во всякое время, когда сердце внутри раскрыто. «ОМ! Приветствие всем гуру! ОМ! Приветствие Единому Гуру». Все гуру присутствуют здесь, все Просветленные, Единый Просветленный — потому что есть всего одно Просветление и всего Один Просветленный. Кандидат входит в воду по запястья. Он делает глоток (акамана) святой воды, чтобы очистить рот для принесения великого обета. Затем, обратившись к востоку, он вслед за гуру повторяет формулу клятвы, которая отражает в основном не намерение на будущее, а то, что уже является истиной в глубине души и превосходит прошлое и будущее: «Ом бхур бхува сува санньястам майя» («Я отрекаюсь от всех миров» — от земли, от так называемых небес, от всевозможных миров, находящихся между ними, от всех лок, всех мест, в которых я мог бы отдохнуть и почувствовать себя в безопасности (пратиштха), как в материальной, так и в ментальной сфере, в сфере человеческого общения или даже в так называемой духовной сфере. Мое поклонение, мое полное посвящение (упасана) единственному «Я», Брахману, Которым я являюсь. Я поднялся над всеми желаниями — над желанием продолжения рода, над желанием копить богатства, над желанием попасть в ту или иную локу. «Пусть ни одно создание не боится меня, поскольку все происходит из меня». («Нарада Паривраджака Упанишада», 4–38)).

Новопосвященный санньяси погружается в воду, а затем гуру поднимает его как Пурушу в «Айтарейя Упанишаде»: «Восстань, о Человек! Восстань, пробудись, о ты, снискавший благодать, бодрствуй!» («Катха Упанишада», 3.14).

Оба они обращаются к восходящему солнцу и поют гимн Пуруше из «Уттара-Нарайяны»: «Я знаю Его, Высшего Пурушу, облаченного в солнечный свет, находящегося выше всякой тьмы; только познав Его, можно победить смерть, нет иного пути!» («В. Самхита» 31.18).

Затем они декламируют священную мантру из «Чхандогья Упанишады», которая четко резюмирует произошедшее таинство: «В состоянии полного спокойствия Он восстал из своего тела, достиг Высшего Света и проявил Свою истинную форму; Он — Высший Пуруша, Он — Атман, Он — Брахман, Он — все сущее, Он есть Истина, Он пребывает выше страха, выше смерти, Он — нерожденный. И я сам есть Он» («Чхандогья Упанишада» 8,3,4; 8.12.3).

Затем новый санньяси собирает все свои одежды и выбрасывает их в поток воды. Гуру зовет его на берег и принимает его в свои руки, обнаженного, как в момент, когда он выходил из чрева своей матери. Он покрывает его одеянием санньяси, имеющим цвет огня, цвет пламени Пуруши, золотой цвет Хамсы («Брихадараньяка Упанишада», 4.3.11). Все сгорело — он новый человек, или, скорее, единственный Человек, единственный Пуруша, единственный Дух, Которого не может более скрыть никакое одеяние, кроме покрова огня, пожирающего все остальные одежды, навязанные, чтобы скрыть обнаженность изначального Пуруши, недвойственного Духа. Гуру просит его сесть перед ним и дает последние наставления. Он напоминает ему о единственности Атмана и о полной свободе в отношении всех существ; о том, что он полностью свободен от всех обязанностей перед кем бы то ни было, кроме единого Духа; о том, что его единственным долгом теперь является сосредоточение на его истинном Я, на внутренней Тайне, которая есть недвойственный Брахман, причем его уста должны непрестанно повторять священный слог ОМ с каждым вдохом и с каждым ударом сердца. Гуру встает позади санньяси и со всей силой внутреннего пробуждения передает из уст в уши, а главное, из сердца в сердце, ОМ и махавакьи. Он произносит: «ОМ! Брахма есть сознание» («Айтарейя Упанишада» 5.3), а ученик повторяет эту фразу вслед за ним. «ОМ! Это Я есть Брахма» («Мандукья Упанишада», 2), и вновь ученик повторяет это за ним. Когда гуру доходит до того, что именуется мантрой инициации, «Упадедеша-Мантрой» из «Чхандогья Упанишады» (6.8.7): «ОМ! Ты есть То», ученик отвечает основной мантрой из «Брихадараньяка Упанишады» (1.4.10), которая спонтанно рождается в глубинах его Я: «ОМ! Я есть Брахма! ОМ! Ахам асми ОМ! Ахам ОМ!» Теперь финальный символ пройден и приходит время для последнего перехода туда, откуда невозможно вернуться. У гуру больше не будет возможности отозвать ученика.

«Иди, сын мой, в свободе Духа, через бесконечное пространство сердца; иди к Источнику, иди к Отцу, иди к Нерожденному, поскольку ты сам не рожден (аджата), к Брахма-Локе, которую ты обрел и откуда нет возврата» (на основе «Чхандогья Упанишады», 8). Санньяси немедленно встает на путь истинного «Я», на «древний узкий путь» («Брихадараньяка Упанишада», 4.4.8).

В этом мире, за пределами этого мира, провидец того, что находится за пределами восприятия, идет тайно, скрытно, неузнанный, опьяненный сумасшествием тех, кто знает, свободный в свободе Духа, наполненный изначальным блаженством, утвердившийся в таинстве недвойственности, свободный от чувства различия, с сердцем, переполненным опытом истинного «Я», полностью и вечно пробужденный.

«Тот, кто достиг сатори, тот, кто стал просветленной личностью, продолжает видеть, что трава зеленая, а небо голубое, считать рис пищей, одежду одеждой, а поезд транспортным средством. От чего он освободился, так это отношение к своему эго, которое до момента освобождения он проецировал на все эти предметы. Теперь он видит вещи в самих себе, а не в связи со своим эго. Близкие люди не становятся менее любимыми, но больше нет ни малейшей привязанности, ни малейшего обращения к своему эго».

АНРИ ЛЕ СО: «РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЗВУКЕ ОМ»

ОМ, который наши риши слушали в душе,
Нисходя в глубины самих себя,
Глубже своих мыслей
И глубже всех своих желаний,
В экзистенциональном одиночестве Бытия.
ОМ, звучащий в шелесте листьев,
Подхваченных ветром,

ОМ, гудящий в гуле шторма
И поющий в ласковом бризе,
ОМ, гремящий в бурном потоке,
И в нежном ворковании реки,
Плавно несущей свои воды к морю,
ОМ, вырывающийся и устремляющийся вперед,
ОМ, звучащий в сердце,
Поющий в песнях птиц,
Звучащий в призывном реве хищников в джунглях,
ОМ в смехе людей и в их вздохах,
ОМ, вибрирующий в их мыслях
И во всех их желаниях,
ОМ в их военных слухах,
В их любви и торговле,
ОМ в течении Времени и Истории,
ОМ пространства, пресуществляющегося во Время,
ОМ неожиданного взрыва, всеохватного и полного,
В конкретном месте Вселенной и в определенный
момент времени,
В его неразделенной полноте,
Когда во чреве Марии был зачат Сын Человеческий,
Слово, Сын Божий!

«Этот опыт переполняет меня и внутренне и внешне. Все есть знак, все указывает на Единую Тайну. Это ни-схождение в непостижимую тайну рождения Себя у подножия цепи покрытых снегом гор и на вершине безжалостно стремящегося вверх пути к Изначальному Источнику, из Которого все произошло и к полноте Которого все стремится, в Котором все пути оканчиваются и все собирается в одной точке. Можно определенно сказать, что единственный Господь Кедара (Шива) есть Христос. Есть только одно рождение в сердце всего Бытия, рождение, при котором Бытие проявляется Само в Себе, в месте, за пределами всех мест, из Которого все исходит и к Которому все возвращается. Есть только один Источник».

«Очень важно сосредоточить ум на чем-то, что ведет к трансцендентности и освобождает от блуждания мысли. Для меня это мысль о "Внутреннем" ("уллам" на тамильском), ахам ("Я"), например. Необходимо сделать моей обителью внутренний мир, утвердиться в нем, погрузиться в него, раствориться. Если мысли по-прежнему приходят, то пусть они будут как птицы, летящие в открытое пространство (акаша) сердца, пусть пролетают мимо головы, не беспокоя меня. Что на самом деле важно, так это сделать мое положение стабильным… Стремиться внутрь через идею Внутреннего — это очень хороший путь. Однако идея Внутреннего сама по себе представляет собой форму двойственности (бхеда). Пока я отличаю Внутреннее от того, кто стремится к Внутреннему, я не достиг Внутреннего. На последнем этапе тот, кто ищет, и то, что является объектом поиска, исчезают, и не остается ничего, кроме чистого Света, неразделенного, самосветящегося (джйоти акханда свапракша). Последняя задача — это уничтожить различие между искателем и объектом поиска».

АНРИ ЛЕ СО: «В ЛОНЕ ОТЦА»

В лоне Отца вечно Он жил,
В лоне Марии стал Человеком,
В лоне Церкви Он в душах ожил,
Когда Он воскрес в пасхальное утро
В лоне Отца,
Когда Он воскрес через веру
В глубинах сердец,
Когда Он воскрес во Славе
В совершенной плероме,
Когда Он вернулся к Отцу,
Где времени нет,
Когда Он вернулся к братьям,
Где время стремится вперед,
Когда пробудился к Отцу,
В лице каждого брата,
Когда открыл Он себя каждому брату,
И в сердце родился у каждого среди них,
Повсюду Сын пробуждается к бытию,
В силе Отца и Сына,
К истинному Бытию
В общении Духа.
В сотворении мира,
И во вращенье планет,
В бытии человека
И в истории народов,
В росте каждого
И в росте народов,
В развитии империй
И в стремлении человека к Истине и Добру,
В поглощении многочисленных миров,
Сын, пребывающий в лоне Отчем,
Пробуждается к Бытию.
Перед началом Времен,
Со времени начала Времен,
Во время Времен
И за пределами Времени,
Там, где мысль человека парит в размышлении,
Там, где его Дух слабеет и падает,
В тишине Начала,
В Божественном Одиночестве,
В Сотворении и Воплощении,
В нисхождении во Славе и в ниспослании Духа,
В приготовлении того, что грядет,
В каждом шаге паломничества Церкви,
В каждом шаге преданности Церкви,
В каждом шаге человека к Церкви,
В самом преображении Церкви во Славе,
В конечной Плероме,
В мире Вечности,
В осуществлении Любви,
В радости Господа, когда все вернутся домой,

Сын, пребывающий в лоне Отчем,
Пробуждается к Бытию.
Существует только одна Реальность,
Общение Жизни,
Между Отцом и Сыном в единстве Духа,
В лоне Отчем,
Ибо только Он существует, и все сущее в Нем,
И только в Нем.
ОМ

БЕДА ГРИФФИТС: «ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЦЕНТРУ»

Сегодня я бы хотел поговорить о возвращении к центру. С самого начала истории человечества люди находились в поиске центра общения с Богом, общения с Духом Бесконечности. Этот поиск восходит к временам палеолита: за 50000 лет до Рождества Христова люди уже искали этот центр. И я чувствую, что сегодня мир потерял этот духовный центр, в современном мире больше нет духовного центра. Могут быть индивидуальные центры, но у мира, как у единого целого, такого духовного центра нет. Вот почему мы так ужасно разделены. Мир потрясают конфликты и непонимание — рушатся империи и происходят другие события — и для нас очень важно найти духовный центр, который соединит нас с Богом и объединит человечество. Он станет связующим звеном для всех людей.

Эпоха мегалитов

В истории цивилизации существовали различные центры, и мне кажется, что первый из них появился в эпоху мегалитов. Я не знаю, известны ли вам эти огромные каменные круги, которые можно найти почти во всех точках земного шара: гигантские каменные столбы, выстроенные по кругу. В Англии это Стоунхендж, расположенный недалеко от Сэлисбери, где я когда-то жил. Стоунхендж — это прекрасный пример. По-моему, он был построен за 3000 лет до рождества Христова; камни этого гигантского круга весят сотни тонн. Как этот комплекс был построен, никто не знает. Это удивительно, но это так. И сегодня все признают, что это был центр; это было место, где человек мог почувствовать свое единство с Вселенским Духом. Вы отделяете место, tenemos , отгораживаете его от остального, непосвященного мира, и пытаетесь найти священный центр. В древнем мире вся Вселенная считалась священной: земля, небо, море, однако также были особые места, где человек мог особым образом прикоснуться к священному, так и появлялись мегалиты. Мегалиты есть также на Мальте, в Испании, на побережье Бретани во Франции, в Англии (помимо знаменитого Стоунхенджа), в Норвегии и Швеции, кажется, в Японии и в Океании на знаменитом острове Пасхи. Так что во всем мире есть эти мегалиты. Раньше была теория, что они пришли из Египта, но сегодня известны более древние мегалиты, чем египетские пирамиды, которые строились в 4000–5000 гг. до Рождества Христова. Было некое движение, которое распространилось по всему миру, создавая эти центры. Возможно, это происходило на коммерческой основе. Например, Корнуолл в Англии славился месторождениями олова, и, возможно, люди искали там металлы. Так что, не исключена возможность того, что за этими постройками стояли светские причины. Но эти причины не важны, самое важное, что это были священные центры.

Следует добавить, что это сохраняется в Индии, где все считается священным. В Австралии или Америке ничего не считается священным. Все является мирским. Но в Индии, как я уже говорил, земля священна. Индийцы никогда не начнут распахивать рисовое поле, не проведя соответствующие обряды. Перед тем как посеять рис, они просят меня прийти и провести обряд благословения поля. Или, если они начинают строить дом, они делают окна и двери, но когда приходит время установить эти двери, они зовут меня, чтобы я благословил их. Они все освящают. Все необходимо благословлять. Мы не должны заканчивать работу, не предложив ее Богу. Интересно, что, когда мы создали деревенский кооператив, в который вошли 200 или 300 ткачей, я приходил на их собрания, и каждая встреча начиналась с молитвы одному из индуистских богов, и даже бухгалтерская документация освящалась, потому что ничто не должно было выходить из «священной зоны». Вот в чем смысл: куда бы люди ни шли, они создают священные места, начиная с 5000 г . до н.э. и до наших дней.

Горы и храмы

Другим центром является гора. Небо всегда считалось великим источником священного. Священное всегда нисходит с небес. А гора — это место, где человек ближе всего к небу, к священному, так что горы всегда считались священными. Очевидный пример — гора Олимп в Греции. В Индии гора Меру считается центром Вселенной. Это еще одна мысль: горы — это центры Вселенной. Люди не обладали большими знаниями о мире, а в горах они приближались к высшей святости и, таким образом, находились в центре всего мира. Так что горы священны, и, например, наш ашрам находится неподалеку от реки, и рядом есть два холма, один из которых возвышается прямо над равниной, и на нем находится храм Шивы, в близлежащей деревне также находится храм Шивы, и на другом холме возвышается храм. Мы окружены святыми местами: на холме храм, и в Индии практически в каждой деревне есть храмы, которые становятся местами духовного бодрствования. Такова реальность: вы всегда осознаете священный характер всех этих вещей. Так что гора — одно из таких мест.

Храм — это, несомненно, священное место, но дворцы царей также священны, потому что в Индии все цари — священные личности. Интересно, что в одном из дворцов есть три спальни. Первая из них — это обычная спальня царя, вторую он использует, когда постится, а в третьей испытывает единство с Богом. Таким образом, присутствуют три уровня: земной, средний и высший. И конечно, в Англии даже в наши дни королей и королев коронуют в Вестминстерском аббатстве. Сегодня этому не придают большого значения, но иногда это нечто очень важное. Король — это не просто человек, которого вы выбрали, чтобы править вами, он — личность, помазанная Богом. Его власть исходит от Бога. Конечно, в таких представлениях кроется очевидная опасность, поэтому мы так часто свергаем королей, но, в то же время, это способ объединения людей через центральную фигуру. В этом есть некоторая ценность.

Теперь о Греции. Греки не были особенно религиозны, но вы знаете, что когда основывался город (а греческий мир состоял из многих городов-государств), туда вносился священный огонь, который помещали в святилище, и он становился центром. Я думаю, вы знаете, что когда во время Олимпийских Игр огонь доставлялся в Афины, это было тем же самым. Спорт также священен. В этом мире нет ничего, что бы не было священным. Таковы примеры из древнего мира.

Места паломничества

В нашем современном мире до сих пор есть священные места. Иерусалим: большинство западных людей (евреи и христиане) считают Иерусалим центром. Он был и остается местом паломничества тысяч людей. Далее, Рим: в течение всех Средних веков Рим был священным центром; удивительно, что все хотели посетить Рим, поскольку считается, что там похоронен святой Петр, а если человек где-то похоронен, то он остается в этом месте, он не уходит, он всегда присутствует там. Вы входите в присутствие. Возможно, я уже упоминал, что в Индии вы идете к святому человеку не для того, чтобы послушать его, или с другой целью, а для того, чтобы получить даршан, его присутствие, а его присутствие есть присутствие Самого Бога в нем. У нас всегда было ощущение, что святой человек — это личность, в которой присутствует Сам Бог. И я уже, наверное, говорил, и это очень трогательно, что я ношу эту одежду, кави, ее цвет священен в Индии, и если вы ее носите, то вы посвященная личность, и индусы часто приходят и простираются передо мной, потому что видят во мне Бога. Это действительно очень трогательно. Они поклоняются не мне, а Богу, Который присутствует здесь.

У нас есть такие места, как Иерусалим и Рим, а в Индии это, конечно, Бенарес, также известный как Варанаси. Верующий индус желает омыться в реке на берегах Бенареса и быть кремированным там. Другой аспект заключается в том, что все воды священны, а купание это также способ смерти. Вы входите в воды священной реки Ганги, вас кремируют на ее берегах, а ваш пепел развевается над рекой. Так что, видите ли, Бенарес остается таким центром. Мекка также очевидный пример. Священный камень Кааба веками находился там, а затем вокруг него была построена мечеть. Вся мусульманская духовность сосредоточена на Каабе. И конечно, раз в жизни каждый мусульманин должен совершить паломничество по святым местам, в которых зародился ислам. Все это имеет глубокое значение, сокрытое в глубинах души, это не просто путешествие — это ответ на глубокую необходимость найти Бога, найти место, где присутствует Бог. В Библии говорится, что Иаков увидел во сне, как ангелы двигались вверх и вниз, а затем, когда он проснулся, то сказал: «Должно быть, в этом месте присутствует Бог». Он назвал это место «Бетель», «Дом Бога» и установил там столб. Это типично — место, где он увидел видение, стало священным. Я думаю, что история любого индуистского храма началась с такого события — что-то произошло, место стало священным, и там был построен храм. Таким образом, люди всегда находятся в поиске священного, и, говоря о католицизме, я мог бы упомянуть Лурд, где произошло видение Девы Марии, и год за годом миллионы людей направляются туда. Там происходят удивительные вещи и для многих людей это место священно. Это центр. Конечно, для католиков Рим по-прежнему носит сакральный характер, хотя, возможно, не в той степени, как в прошлом.

Мы и Космос

Итак, наш центр — это, прежде всего, место, любое место может стать священным, и поэтому в Индии, когда вы строите дом, вы никогда не заканчиваете работу, пока не освятите его. Обычно вы устанавливаете здание в соответствии с четырьмя направлениями: север, юг, восток и запад. То есть вы ориентируете его на Космос. Это очень важно. Древние люди хотели быть связанными с Космосом. Там находился Всевышний Бог, Который присутствовал во всех частях пространства, так что люди обращались к божественному присутствию и ко всему творению. Мы — части целого. Сегодня мы ясно осознаем экологические проблемы, мы понимаем, что разрушаем мир, потому что не видим, что он священен. Мы думаем, что можем делать с ним все что угодно. Вы можете сжечь и уничтожить его, вырубить леса и так далее. Это не важно, вы просто сделаете это. Но такое мироощущение полностью противоречит опыту всего древнего мира. В древности человек не мог срубить дерево, не поклонившись ему, поскольку дух дерева продолжает существовать. Когда люди рубили дерево, они также поклонялись и просили у него за это прощения. Они были связаны со священным.

Наше мироощущение уходит корнями в Ренессанс, в XVI в. До XVI в. практически весь мир жил в состоянии осознания священного. Для Индии и Китая, а также для Африки это очевидный факт. В Европе до XV в. также было много священных мест, священных колодцев и священных деревьев. В местах, где я жил какое-то время, в Коствальдсе, все реки названы в честь святых. Слово « coln » переводится как «река», и там были Coln St Rogers , Coln St Dennis , и так далее. Все существовало в рамках этого священного мира. Ренессанс прервал эту традицию. Надо понять, что у священного есть свои проблемы, и одна из них это проблема добра и зла. Священное — это не только добро. Природа это и добро и зло. Она прекрасна, но также она порождает громы, молнии и землетрясения. Поэтому священное опасно. Надо помнить об отрицательной стороне. Из индуистских богов (таких, как творец Брахма, хранитель Вишну, разрушитель Шива) Шива очень опасен. Но он также бог возрождения, бог благодати. Вы проходите через смерть и обновляетесь, и именно Шива обновляет вас. Как и Шива, Кали — богиня разрушения, но Рамакришна, святой современной Индии, был полностью предан Кали не в ее разрушительной форме, а как любящей матери. Здесь кроется противоположность. Шива — это и творение и разрушение. У Шивы Натараджи четыре руки, в одной из которых он держит свет, и это творение, а в другой — пламя, и это разрушение; третья рука указывает на стопы — источник благодати, а четвертой рукой он благословляет. Таким образом, Шива — это творец, разрушитель и восстановитель жизни. Эти символы привлекают миллионы людей и царствуют в их сердцах. Это пример того, как священное действует в этом контексте.

Царь

Теперь я хотел бы рассказать о личности как о центре. Прежде всего, это царь. В большинстве мест царь был священной фигурой, формой Бога. Таковыми считались китайские, японские и римские императоры, египетские фараоны, а в Израиле одной из важнейших тем была коронация царя среди жителей Ханаана в присутствии Бога. Древние говорили, что царь есть Бог. Но на самом деле они имели в виду, что царь — это символ присутствия Бога. Это очень важно. Индусы часто говорят, что гуру — Бог, но это лишь значит, что гуру — символ присутствия Бога. Бог приходит к вам через гуру. Бог является вам через царя. Идею того, что царь священен, можно найти практически повсюду. И в христианской Церкви императоры короновались священником и посвящались Богу. Карл Великий стал правителем Запада и должен был быть посвящен Папой. На Востоке уже был император, и Карл Великий хотел приобрести такой же статус, и для этого он должен был быть помазан на царство. Образ Христа — Он и вправду стал священной фигурой.

Итак, у нас есть царь, император, и, конечно, пророк. Самуил был помазан, и он, в свою очередь, помазал Саула. Помазание Самуилом Саула — это хороший пример помазания пророком. Но пророк — это человек, который имеет прямой доступ к Богу. Таково понимание его положения. У пророка есть прямой доступ, и он открыт к присутствию Бога. И снова напоминаю вам, что Бог всегда амбивалентен. У Него есть созидательный и разрушительный аспект, что четко показано в Ветхом Завете Библии. Яхве — Бог любви, сострадания и святости, но Он также очень разрушителен. Он убивает перворожденных египтян и топит армию в Красном море, Он призывает израильтян захватить Палестину, убить мужчин, женщин и детей. Во Вселенной есть добрые и злые силы, и, говоря о Боге, нам придется как-нибудь связать Его со злыми силами. И большинство религий пытаются как-нибудь связать зло, которое есть везде, с Богом, Который также везде. Для современных людей это проблема, они часто говорят: «В Бангладеш прошел ураган, тысячи людей остались без крова. Что Бог сделал для них?» Это трудный вопрос, не так ли? Бог допускает. Какое бы зло ни происходило, Бог допускает. Таким образом, нам приходится признать, что зло, как мы его понимаем, присутствует в божественном провидении, в божественных планах.

Шаман

Для культуры американских индейцев очень важна фигура шамана. Шаман — это человек, который проявляет духовную силу, и есть история, написанная человеком по имени Черный Лось ( Black Elk ), в которой он рассказывает о том, что когда ему было 12 лет, он отправился на гору, расположенную вдали от деревни, и оставался там 3 дня и 3 ночи без еды и воды, в полном уединении. Считалось, что он должен был получить видение от Бога. Вы отгораживаетесь от мира и открываете себя священному, это своего рода смерть. Вам нужно пройти через смерть, чтобы открыться новой жизни воскресения. Так что он оставался там. И у Черного Лося было удивительное видение американских индейцев, их предназначения в мире и так далее. Так что зачастую речь идет о таких сверхъестественных способностях. У шамана есть способности к прозрению, видению будущего, прошлого и к видению человеческого сердца. Это довольно распространенное явление. Это распространено в Индии и в Африке.

Я слышал об одной африканке, которую называли «ведьмой-врачевателем», но, на мой взгляд, она была очень святой женщиной. У нее были удивительные способности понимать жизнь людей. Все приходили к ней за советом. В Тибете также живет один предсказатель. Я встречался с ним: его монастырь расположен недалеко от нашего. Он жил в нашем ашраме. Я долго разговаривал с ним: он очень простой и смиренный человек. Он рассказал мне, что когда ему было около 17 лет, у него часто были видения и он входил в состояние транса: эти явления перевернули его жизнь. Он никогда не знал, когда начнется видение. Видения или транс охватывали его неожиданно. Тибетцы начали работать с ним: они много молились, совершали различные обряды, читали мантры, чтобы он погружался в эти состояния только по своему желанию. Он смог вызывать его, но оно никогда больше не приходило к нему против его воли; причем лишь одно божество могло овладевать им, а не несколько, чтобы не смущать его.

Сейчас ему 50 или 60 лет, и теперь, когда он хочет, или когда люди просят его об этом, он входит в состояние транса. Он подготавливает себя, совершая соответствующие обряды. Он впадает в транс, и люди приходят к нему за советом, а он даже не знает, что отвечает им. Понимаете, это приходит свыше. На нужды людей приходят удивительные ответы, они приходят из сферы бессознательного. Сегодня мы сознаем, я уверен, что вы знаете об этом, что наше сознание, разум — это лишь малое пространство, и мы все пытаемся жить за счет этого пространства разума, но за его пределами есть огромное пространство бессознательного. Древний мир жил за счет бессознательного. Сознание древних людей было весьма ограничено. Но их опыт бессознательного был необъятен, так что все эти видения, откровения и воздействие божественных сил были нормальными для них. Это было естественно. Шаман просто открывал себя этим божественным силам, видел видения и входил в состояние транса. Он вел других людей. Он никогда не действовал только ради себя. Все эти силы давались ради других: ради семьи, общества, в котором он жил.

Гуру

Далее другой пример — индийский гуру. И это очень важный пример. С ведических времен за образами и концепциями индийцы искали богоосознания, и, наверно в VII – VIII вв. до Рождества Христова, провидцы стали направляться в Гималаи, где, вместо разжигания ритуального огня и жертвоприношений, они стали разжигать огонь внутри себя, свой внутренний огонь. Так, вы приносите не внешние дары, вы приносите на этот огонь самого себя, свои мысли, чувства, желания, страхи — вы отдаете все это Богу, и затем, с помощью этого внутреннего опыта, вы осознаете Высшую Реальность, которую они называли Брахман. Вы открываете сердце и осознаете источник Вселенной и источник своего собственного существования. Они смотрели на Вселенную и видели в Брахмане источник всех проявлений Вселенной; затем, они смотрели вглубь себя и обнаруживали Атман, «Я», центр своего существа, единый с Брахманом. Этот Атман, это «Я», этот Дух внутри меня един с Духом Вселенной. Таково было их величайшее открытие, ставшее основой «Упанишад». Таким образом, гуру — это тот, кто осознал Бога, и вокруг него собиралась группа учеников, желавших разделить с ним этот опыт.

В христианском монастыре все по-другому. Мы действительно начинаем с постройки здания. Мы строим здание, собираем общину, даем им правила, и процесс начинается: и это очень хорошо. Но в индуизме все как раз наоборот: является садху (святой), он бродит по деревням, и, куда бы он ни пришел, люди собираются послушать его, и, по прошествии времени, кто-то может попросить его остаться. Затем они строят несколько хижин вокруг него, и появляется ашрам. Эта группа людей призвана разделить его опыт, видение гуру, и гуру занимает для них место Бога. В Индии много ашрамов, и теперь у нас есть христианский ашрам, где мы пытаемся делать то же самое, и наш гуру, это, конечно же, Христос. ашрам становится центром. Таким образом, гуру — это тот, кто осознал Бога и кто может поделиться своим опытом. Учтите, что в этом кроется большая опасность. Люди просто предаются гуру и становятся незрелыми. Они не растут как личности. Сейчас это большая опасность. Гуру может быть очень могущественной личностью. Раджниш — это хороший пример такой личности, пример понимания, но он властвует над людьми, управляет ими, так что гуру опасен. Но, как я уже говорил, священное всегда опасно. В нем есть удивительные силы, которые оно может открыть нам, но в нем также есть ужасные разрушительные силы. Вы можете удивиться, как много черной магии сегодня в Индии. У людей есть эти силы и они используют их, чтобы вызвать болезни и даже смерть. Так что, вы всегда должны быть осторожны с этими силами, так как они могут принести как добро, так и зло.

Священник

Затем, разумеется, идет священник. Он — типичный центр и, конечно, в Христианской Церкви Папа, епископы и священники, духовенство — представители Бога, и люди идут к священнику, чтобы получить наставления от Бога. Вы можете представить все в мирском свете и увидеть в священнике лишь руководителя общины и так далее, но я думаю, сакральный характер духовенства важен. Священник — не просто человек, через таинство посвящения он становится центром, через который мы можем связаться с Богом. И это также применимо к христианской литургии, таинству евхаристии и так далее — все это становится священным, когда мы верим, что Бог присутствует в обряде. Итак, мы ищем центр разными способами.

Духовный центр

И, наконец, последний путь — это психологический центр. Здесь я бы хотел вспомнить слова святого Павла, который всегда говорит о том, что человек состоит из тела, души и Духа — soma , psyche и pneuma . И мы должны помнить об этом, потому что сегодня многие думают, что человек имеет только тело и душу, и кроме души в нем ничего нет. И если вы верите в эту концепцию, то вы задаетесь вопросом: «Существует ли будущая жизнь или что-нибудь в этом роде?», и для вас все это очень сомнительно. Современное общество строит свою психологию на концепции тела/души. У человека есть тело, физический организм, и медицина занимается физическим организмом. Далее, есть psyche , с умом, волей, воображением, чувствами, ощущениями, всей человеческой психикой, и это все, что существует. Ученые занимаются физическим миром, а психологи — психологическим, а больше ничего не существует.

Но помимо тела и души существует pneuma, Дух, и это та точка, в которой человек открывается Божественному. В каждом человеке, за пределами тела и души, за пределами мыслей и желаний, есть Точка Духа, в которой вы открываетесь Вечному Духу, Самому Богу. Святой Павел четко говорит об этом в своем «Послании к Коринфянам», а в 5-й главе «Послания к Фессалоникийцам» он просит нас освятить свое тело, душу и Дух. Это находится за пределами нашего разума. Очень важно, чтобы современные христиане вновь обрели это понимание, понимание того, что за пределами тела и души со всеми их качествами, находится точка общения с Богом, и это Центр. Это психологический центр, точка, где вы не ограничены человеческими чувствами, мыслями и желаниями, а открыты Вечному. Это точка, через которую Бог действует в вас, когда вы открыты. Центр вашей души — это ваше эго, ваша личность.

Мы воспитаны на идее этого центра, и все проблемы мира исходят из этого разделенного «Я». Мы все ищем свой путь, боремся с другими людьми и вызываем все эти проблемы. До тех пор пока вы не выйдете за пределы души, за пределы эго, разделенного «Я», у вас не будет духовного знания. Невозможно избавиться от этого демона. Это безнадежно. Но когда вы преодолеете эго и душу и откроетесь Духу, вы будете открыты для Вечного, Бесконечного и для всего человечества. На этом физическом уровне мы все разделены. На психологическом уровне мы также все разделены. Мы можем быть близки друг другу, но это не приносит удовлетворения. Но на уровне Духа мы все едины, сейчас и всегда. И если человек способен открыться этой точке Духа, он осознает свое единство со всем творением, со всем человечеством. И это истинная цель нашей жизни. И, как христианин, я всегда говорю о том, что Иисус был как мы: у Него было тело, тело иудея со всеми его ограничениями, у Него была душа иудея, Он говорил на арамейском языке и использовал иудейскую символику. Он ходил в храм, в синагогу. Он был иудеем в душе, но Дух Иисуса был полностью открыт Богу, Отцу.

Центром всей Его жизни были отношения с Отцом. Он всегда повторял: «Авва, Отче». И в «Евангелии от Иоанна» Он четко говорит, что Сын не может делать ничего, кроме того, чему научился от Отца. «У Меня нет никакой власти. Все исходит от Отца». Иисус был человеком. Полноценным человеком, который в этой Точке Духа был полностью открыт Богу и мог сказать: «Я в Отце и Отец во Мне. Кто видит Меня, видит Отца». Я не думаю, что кто-либо еще мог бы сказать эти слова. Вот в чем Иисус един с Отцом, в Духе. Но на уровне души и тела Он был иудеем, со всеми ограничениями. Его лексикон ограничен языком иудейского пророка. Но Сам Он жил в воскресении: Его тело умирает на кресте, в Своем тонком теле Он появляется при воскресении, но его духовное тело, где телом является Дух, возвращается к Богу и становится единым с Отцом. Таким образом, Он всегда присутствует во всех и во всем в реальности запредельного Духа.

Итак, я думаю, что нам необходимо открыть чувство священного в нашей жизни, в нашей личности, в наших городах, в нашем обществе: в современном мире нет центра, нет священного места, которое бы объединяло всех, и мы должны найти такой центр. Я думаю, что христианские церкви могли бы стать центрами, но для этого они должны открыться для всего мира, для всего Востока, для всей Африки и так далее, и, когда это произойдет, они смогут стать центрами. Конечно, для христиан центр — Иисус Христос. У нас есть Его Тело: Слово стало Плотью, и Иисус Христос — Бог в материи, в жизни, в теле. Он заключает в Себе весь материальный мир. И затем Иисус, эта уникальная Личность, Его учение, Его любовь, Его сострадание, становятся центром всей нашей психологической жизни. Многие забывают об этом. Иисус всегда жил в Духе, в общении с Отцом. Вся Его жизнь была этой связью. И Его чудеса и учение исходят от этого внутреннего Духа. Иисус связывает нас с Высшей Реальностью. В Нем и через Него, в наших телах и душах мы можем открыться Божественному, которое всегда здесь, всегда присутствует. Если мы сможем это осознать, то мы сможем изменить мир.

БЕДА ГРИФФИТС: «АШРАМ И ЕВХАРИСТИЯ»

Ватиканский Собор провозгласил, что Евхаристия — источник и цель жизни Церкви. Я всегда видел в этом проблему. Конституция о Священной Литургии была создана литургической комиссией. До Ватиканского Собора на протяжении почти пятидесяти лет в Церкви было очень сильно литургическое движение, но его деятельность была весьма ограничена, у нее были ограниченные перспективы. Они подготовили эту конституцию заранее, и она была завершена одной из первых. То есть в начале Ватиканского Собора существовала определенная точка зрения, но она не включала в себя дальнейшее развитие. Я придерживаюсь взгляда, что Святой Дух — источник и цель деятельности Церкви, и в теологии св. Фомы Аквинского слово « sacramentum » означает «знак», и для него в Евхаристии хлеб и вино есть «sacramentum» или знак. И понятие «знак» контрастирует с понятием «res», «реальность». Реальность это что-то, на что указывает знак. Хлеб и вино — знаки и они что-то означают. И он учит, что «sacramentum» и «res», знак и обозначаемый предмет, есть тело и кровь Христа. Таково наше обычное понимание. Но далее он говорит, что « res », реальность Евхаристии, обозначаемая и осуществляемая нами, есть единство мистического Тела Христа. Он утверждает, что значение и цель Святой Евхаристии — единство мистического Тела Христа. Это очень традиционный взгляд и отцы Церкви на самом деле использовали словосочетание «Мистическое Тело» в отношении тела Христова в Евхаристии.

До недавнего времени большинство католиков думали, что Тело Христа в Евхаристии — это Тело на кресте. Многие люди считали, как кто-то объяснял мне, что если бы завеса (иллюзии) была убрана, то мы бы увидели Иисуса на кресте, как Он был распят, и вы присутствуете с Ним на кресте. Теологически это неверно. Мы должны различать, чем является Тело Христа в Евхаристии. Это не Тело на кресте, а Тело в воскресении, которое не ограничено пространством и временем, и полностью едино с Богом. Таким образом, в Евхаристии через материальные хлеб и вино мы открываем себя для реального присутствия Иисуса в духовном Теле и в единстве с Отцом и Святым Духом. Католики очень привязаны к мысли, что Иисус полностью присутствует лишь в хлебе и вине и что самое важное для осознания реального присутствия Иисуса — это как можно чаще участвовать в Причастии. Но Иисус реально присутствует в Духе повсюду. Во всем Творении Иисус присутствует в каждой песчинке, в каждой мельчайшей частице. Святой Фома Аквинский задавался вопросом: «Как Бог проявляется в Творении?» И отвечал: «Прежде всего во всех предметах через Свою силу; Он поддерживает все сущее словом Своего могущества». И далее он отмечает: «Он не присутствует через Свою силу на расстоянии, потому что в Боге нет расстояния; таким образом, Он присутствует во всех предметах. Он не присутствует во всех предметах частично, потому что у Бога нет частей; Он присутствует в Своей сути». Таким образом, суть Божества, Пресвятая Троица, Христос в Его духовном Теле, присутствует в каждой частице материи. Вся Вселенная существует во Христе, в Боге. Мы видим завесу материи, но реальность Тела Христова всегда в Боге и всегда присутствует повсюду.

В Евхаристии Христос присутствует особым образом. Иисус хотел стать ближе для Своих учеников. Люди нуждались в каком-нибудь знаке Его присутствия. У Святого Духа нет знаков, но Иисус хотел дать нам знак Своего присутствия, и Он выбрал хлеб и вино, наиболее распространенные виды пищи, и явился ученикам в образе этих знаков. Вы можете хранить этот хлеб и это вино на алтаре и поклоняться Его присутствию в них, но вы не должны ни на секунду забывать, что Он присутствует во всем. Он присутствует в каждом человеке. Каждый человек создан по образу Божию. За нашим физическим телом скрывается присутствие Самого Бога в каждом человеке. Так что в Евхаристии Иисус проявляет особый вид Своего присутствия, очень смиренный. Нам необходимо что-то трогать, ощущать и чувствовать, и Он приходит к нам таким особым образом ради нашего блага.

Есть чудесная индуистская традиция, согласно которой аватара, или Бог, присутствует в храмовом изображении. Локачарья, тамильский теолог XIV в., говорил: «Бог, будучи невидимым, становится видимым в храмовом изображении. Бог, находящийся за пределами нашего познания, становится ближе к нам. Невидимый Бог позволяет Себя увидеть. Бог, к Которому нельзя прикоснуться, позволяет дотронуться до Себя». Это священное присутствие, которое имеет глубокий смысл, но Сам Бог не ограничен образом, не ограничен Евхаристией. Поэтому я и говорю, что мы не должны делать Евхаристию центром нашей жизни, но в то же время мы не можем без нее обойтись. Во времена св. Бенедикта у монахов могло не быть мессы вовсе, и уж конечно, они не участвовали в ней в другие дни, помимо воскресений и праздников. Понятие «месса» происходит от латинского слова « missa », которое произносится в конце евхаристического богослужения: « ite missa est », «идите, я отпускаю вас». Это разрешение покинуть обряд, но по определенным причинам это слово было выбрано для обозначения всей Евхаристии. В Правиле св. Бенедикта часто упоминается « missa », однако, как стало известно, это слово обозначает не Евхаристию, а молитвенные собрания. После обычных молитвенных богослужений существовало разрешение уйти, « missa ».

Св. Бенедикт не был священником, и все его монахи были мирянами. Монашеское движение было движением мирян. Во времена св. Бенедикта монахам советовали избегать двух типов людей: епископов и женщин, поскольку епископ мог сделать их священниками, а женщины склонить к супружеству. Монах не был священником, он был членом общины мирян. Сегодня происходит все больший и больший рост общин мирян. Мы все чувствуем, что наши религиозные сообщества становятся слишком структурированными, мы обязаны следовать стольким правилам, что они постепенно становятся ограничениями. Я встречался со многими братьями и сестрами, которые чувствуют то же самое. Община — это организация со своими правилами и уставами. И мы все ограничены ими. Мы теряем нашу внутреннюю свободу. Томасу Мертону удалось обрести свободу в очень жесткой цистерцианской системе, преодолев ее ограничения и сделав ее открытой. И мы надеемся на это сегодня: открыть эти структуры, потому что религиозная община должна быть общиной любви. Вы можете нуждаться в руководстве и правилах, но то, к чему мы действительно призваны, — это спонтанная любовь, которую мы должны разделить в любви Божьей.

В наши дни люди ищут общины мирян, где мужчины и женщины, не женатые (не замужние) и семейные, живут вместе, посвящая себя Богу и общине. Общины мирян в Южной Америке — модель такого сообщества. Они поддерживают отношения с приходом и епископом, но организуют свои собственные общины. Они размышляют о своей жизни, читают Писание, участвуют в Евхаристии, приглашая священника, который просто служит им. Их цель — посвятить всю свою жизнь Богу: экономически, социально и политически. Такова модель современной Церкви. Вот почему я не советую преувеличивать роль Евхаристии. Она очень ценна, это Таинство, великий знак присутствия Иисуса, но Он проявляется разными путями, и если мы будем ограничивать себя Таинствами, то утратим открытость к Его присутствию повсюду. Иисус присутствует в некатоликах и в нехристианах. Многие думают, что Иисус среди нас, но все остальные люди остаются вовне. Но Иисус присутствует в любом человеке, который открыт Благодати и Любви. Многие католики и протестанты сегодня говорят, что вы не можете спастись, если не верите в Иисуса Христа. Совершенно очевидно, что это бессмыслица, поскольку большая часть человечества всегда были за пределами Церкви и никогда не слышали об Иисусе Христе. Австралийские аборигены уже 40000 лет живут в Австралии, что Бог делал с ними все это время? Они впервые услышали об Иисусе Христе всего 100 лет назад. Иисус умер за все человечество и Благодать Христа и Святого Духа предлагается каждому человеку от начала и до конца мира. Даже если вы не исповедуете никакую религию, когда у вас есть любовь, доброта, бескорыстие, дружелюбие — то все это проявление божественной Благодати в вас. А если у вас есть религия — будь то индуизм, буддизм, ислам или любая другая, — то Благодать Бога во Христе нисходит к вам через Святого Духа в этой религии. Мы все участвуем в этой Благодати Бога, и христиане говорят, что это смерть и воскресение Христа, Его жертвоприношение абсолютной любви к миру, позволяет Благодати действовать во всем человечестве. Но эта Благодать может быть невидима.

Церковь — это Таинство Христа. Таинство — это знак — вся Церковь, ее иерархия, Таинства, доктрины, законы — все это знаки Божественной Тайны, которая есть Сам Христос. За этими знаками и словами скрывается реальность. На самом деле, если бы меня спросили, «Какова реальность Католической Церкви?», я бы ответил, что это общение учеников Христа, имеющих общение через Святого Духа, как дети Отца в бытии Троицы. Такова суть Церкви: общение людей в Любви Бога, открытой во Христе. Общение в Любви есть высшее назначение Церкви. Где есть общение в Любви, там есть Церковь. Как христиане, и в особенности как католики, мы должны высоко ценить Таинства. Они играют важнейшую роль в нашей жизни. Доктрины Церкви и иерархия также занимают свое место. Но это — сакраментальная Церковь. Институт Церкви есть Таинство, знак присутствия Бога. Все догматы Церкви суть знаки. Божественную Тайну нельзя точно выразить словами или понятиями. Не существует слов, которые могут адекватно описать ее. Максимум, что они могут сделать, это указать на эту Тайну, которая находится за пределами человеческих выражений. Мы должны пойти дальше сакраментальных знаков и даже дальше знака Христа. Сам Иисус есть Таинство Бога. Человеческая природа Иисуса, Его жизнь, смерть и воскресение — знаки Божественного присутствия на земле. Мы должны пойти дальше человеческой сути Иисуса к Самой Божественности. Сам Бог находится за пределами всех этих знаков. Бог не ограничен Евхаристией или Церковью или Иисусом в Его человеческой форме. Он превосходит все слова, мысли и знаки.

Медитация — это искусство, занимаясь которым мы выходим за пределы тела и чувств. Мы стараемся успокоить тело практикой йоги, если это необходимо, а затем успокоить чувства. Мы не подавляем чувства, а учимся приводить их в гармонию, чтобы тело пребывало в мире. Затем мы встречаемся с умом, который бродит повсюду, и пытаемся привести его в состояние гармонии. Мы опять-таки не подавляем ум, мы осторожно подходим к нему, пытаясь привести его к спокойствию и единству, зачастую используя мантры. Индуисты говорят, что таким образом он становится «однонаправленным», «экеграха». От блуждающих чувств, мыслей и ощущений, мы сосредоточиваемся на одной точке. Из этой точки мы идем за пределы тела и ума и встречаемся с Божественной Реальностью. В состоянии медитации мы напрямую встречаемся с Божественным. Косвенно мы нуждаемся в Нем в Таинствах и в мире, но напрямую и немедленно мы встречаем Христа как Бога во внутреннем опыте сердца. Таково созерцание. В христианской традиции медитация имеет рассудочный характер; созерцание же — это точка, в которой человек открывается Божественному. Созерцая, мы приводим ум в состояние спокойствия, и тогда туда приходит Бог и заполняет его. Так мы встречаемся с полной Реальностью. Умирая, мы становимся лицом к лицу с этой Реальностью. В состоянии медитации мы пытаемся достичь тишины, которая сродни самой смерти, и ощутить скрытую Тайну.

Задача ашрама — дать людям возможность открыть для себя тайну, находящуюся за пределами этого мира. Церковь, мир и все человечество находятся в поиске Бога, и мы должны освободиться от всех ограничений, чтобы войти в сферу Божественного Присутствия. Бог призывает нас. Бог присутствует во всем, вытаскивая людей из их узких рамок, эгоизма, ограничений и приводя к Себе. Таково значение и цель жизни.