Лет пятнадцать назад очень любимый мною певец Юрий Лоза сочинил трогательные слова, видимо о себе: «Вот мне и стало за тридцать самое время мечтать». В то время, когда я с удовольствием мурлыкала себе под нос эти слова, мне казалось, что тридцать лет - это безумно много. И вот мне самой стало за тридцать. Не могу сказать однозначно, что в этом возрасте непременно хочется мечтать, особенно «о далеких мирах или о высоких дарах, что когда-нибудь под ноги мне упадут». Но я точно знаю, что именно после тридцати появляются другие более земные желания, например, о собственном уютном доме, о семье и детях.
Уже невольно ловишь себя на мысли, что совсем не хочется нестись как сумасшедшая в поисках новых впечатлений и новых людей. И тебе совершенно не надо, чтобы события менялись как в калейдоскопе ярко, но зыбко. Почему-то уже не кажется, что каждое новое приключение способно повернуть всю твою жизнь непременно только в лучшую сторону.
Наоборот, после тридцати неизвестность почему-то начинает напрягать и вызывать беспокойство, вместо этого хочется надежности, стабильности и относительного покоя. И если к тридцати годам какая-то твоя подруга или приятель не выпали из твоей жизни, то они становятся почти как родственники, которых видишь хоть и очень редко, но зато отдыхаешь душой на все сто.
Сегодня вечером я готовлю что-то вроде праздничного стола для моей давнишней подруги Аллы. Она совершенно не любит готовить, но зато очень любит вкусно поесть. Она пришла с мороза шумная, веселая и голодная. Приготовленный ужин был съеден быстро, и по обычному ритуалу нам предстояло поговорить «за жизнь». Мы перебрались с Аллой в гостиную и сидим как в юности, забравшись с ногами на диван. «Ты, пожалуйста, гнездись как тебе удобно».
Знакомые фразы теплом разливаются в душе. Я очень рада ее видеть. За вечной суетой и беготней мы редко видимся, и последнее время не слишком часто разговариваем. Наш разговор течет размеренно, по-домашнему, как в былые времена. Я знаю, что она никуда сегодня не уедет, и нам не куда торопиться.
«Тебе нравиться твоя жизнь», - она задает запрещенный вопрос, поскольку точно знает, что я не люблю говорить на такие темы. «А тебе - твоя», - я пытаюсь достать ее тем же оружием. Она весело хохочет, ее этим не проймешь. «Ты хочешь правду или сама придумаешь что-нибудь, ведь это ты у нас специалист по человеческим душам».
Я точно знаю, что у нее сейчас не лучшие времена. Моя подруга банковский работник с пятилетним стажем работы в Российских банках. После августовского кризиса Аллу вместе с другими сотрудниками сначала отправили в неоплаченный отпуск, а потом тихо уволили.
Тогда, полтора года назад, она тоже приезжала ко мне. Я видела как она нервно веселиться: «По телевизору говорят, что по улицам ходят все еще хорошо одетые, но уже голодные банковские работники». Меня эта шутка почему-то не сильно повеселила. Тогда я сказала Алле, что, по моему мнению, нужно быстро искать работу пока еще что-то предлагают. И мы вместе уселись составлять ей резюме.
Послужной список у Аллы получился солидный. И мне казалось, что найти работу для нее не проблема. Но все оказалось не так-то просто. В то время получить должность в банке было чрезвычайно трудно. Алла ходила по выматывающим многоступенчатым собеседованиям, рассказывала одно и тоже про свой богатый опыт работы и надеялась получить хорошее место. Нигде ей не отказывали, но и ничего достойного не предлагали.
В конце третьего месяца безрезультатных поисков моя подруга уже не на шутку злилась: «Они все хотят молодых, пусть даже без опыта работы, но зато и без претензий». «Господи, что же тебе мешает умерить свои претензии»? - пыталась возразить я. В ответ на это Алла говорила про силы, которые она вложила в свою работу, про трудный опыт, про три года без отпуска из-за новой должности. «Мне уже за тридцать и я точно знаю, что кое-что умею в своем деле». Я, безусловно, верила ее словам, но оставалось самое трудное - убедить в этом и потенциальных работодателей.
Поиски работы Алла бросила неожиданно. И также неожиданно для всех встала на бирже труда на учет как безработная. «Надо отдохнуть и подумать, как я буду жить дальше», - грустно сказала мне она. В службе занятости Алле ничего путного не предлагали, поскольку никаких заявок от банков туда не поступало. А других предложений ей сделать и не могли, уж больно высокая зарплата была у моей подруги на последнем месте работы.
Несколько месяцев Алла прожила в относительной эйфории: ходила по музеям и выставкам, объездила всех старых друзей, в общем, делала то, что не могла в полной мере себе позволить, когда работала в банке. «У меня никогда не было столько свободного времени», - ликовала Алла. Но как-то очень быстро выяснилось, что свободное время без определенного количества денег ничего не стоит. И моя подруга снова взялась за поиски работы.
Посоветовавшись со всеми нашими общими знакомыми, она решила попробовать устроиться на работу через агентство по персоналу в какой-нибудь иностранный банк. С английский языком у Аллы было не очень хорошо, поскольку в российских банках таких знаний особенно и не требовалось. На последние деньги моя подруга взялась срочно «реанимировать» свои лингвистические знания. Я даже удивлялась ее упорству. Мне казалось, что такие усилия должны окупиться с лихвой. Через полгода Алла достигла того уровня, когда ей уже было не страшно идти на собеседование с англоязычными работодателями. Все друзья искренне желали ей удачи, и обещали держать кулаки за ее успех.
Но однажды Алла приехала ко мне в жуткой истерике. Я даже не сразу поняла, что случилось. Она начала плакать, как только вошла в мою квартиру. Ее рыдания утонули среди чисто бабских фраз типа «я никому не нужна» и «как я буду жить дальше». Я ничего не понимала. Алла съежилась маленькой зверушкой в коридоре, и перестала даже реагировать на мои слова. Мне стало не по себе. В голову лезли самые ужасные мысли. Я буквально стаскивала с нее плащ и уговаривала Аллу как маленькую девочку: «Сейчас все будет хорошо. Попьем чаю, и ты мне все расскажешь».
Оказывается, что в первом кадровом агентстве, в которое обратилась моя подруга, ей объяснили, что у нее «критический возраст» для поиска работы в иностранных банках, поскольку почти во всех заявках указано «желательно – до 30 лет». А ей уже за тридцать. «Надо было раньше думать», - глумливо посочувствовали ей.
Но Алла так просто не сдавалась. Перебираясь из одного кадрового агентства в другое, она все-таки попала на несколько собеседований. Вежливые иностранцы приветливо улыбались, задавали вопросы и изучали ее послужной список. В конце беседы практически всех больше всего удивляло, почему Алла за пять лет работы в банке добралась только до должности заместителя начальника отдела.
Подозрения в хорошей профессиональной пригодности коробили. Но совершенно не хотелось оправдываться и объяснять, что последний год работы Алла была фактическим начальником отдела, но саму должность держали вакантной, поскольку ждали из декретного отпуска чью-то знакомую. Это специфика российского бизнеса, и объяснять ее наивным иностранцам не имело никакого смысла. Алле такие разговоры казались обидными, но она держалась, и поставила перед собою цель – доказать, что она хороший специалист. Но для этого, как минимум, надо было получить работу.
Сорвалась Алла на последнем собеседовании. С ней разговаривали два ее потенциальных начальника: один иностранец, а второй - русский. Иностранец был чрезвычайно любезен, и время от времени ободряюще улыбался. Его все устраивало в будущей сотруднице, и у Аллы затеплилась надежда. В конце беседы иностранец вышел, сказав, что детали надо будет обсудить с его русским коллегой. Оставшись один на один с русским, Алла почти ликовала: он же свой, с ним уже можно говорить на родном языке. Уж ему-то она сможет ответить на любой вопрос по поводу работы.
Но первая же фраза пригвоздила Аллу к стулу: «Сколько вам лет»? «Мне тридцать пять», - ответила Алла и почувствовала как внутри все холодеет от дурного предчувствия. «Свой» русский устало поморщился: «Сколько можно было им говорить в этом агентстве, что нам надо сотрудника до тридцати лет». Моя подруга почувствовала как кровь бросилась ей в лицо. «А, что пять лет – это принципиально»? «Для меня принципиально, - сухо ответил русский, - поскольку я не хочу работать с заместителем, который меня на семь лет старше и к тому же женщина».
Алла, говорила, что бессильная злоба шарахалась в ее голове всю дорогу ко мне. И только почти у самых дверей мою подругу захлестнула беспросветная жалость к себе, к своим жалким попыткам чего-то кому-то доказать.
Тогда мы выпили с Аллой целый чайник за разговорами. Ее настроение кидалось из крайности в крайность: «Как я буду жить дальше, мне теперь только на Тверскую». Я безуспешно пыталась ее успокоить. Но Алла злилась не на шутку: «У нас, люди после тридцати не нужны, их, видимо, всех надо, не зависимо от образования и опыта работы, ссылать в резервацию пуговицы к рубашкам пришивать». Если быть до конца честной, то я была даже рада, когда она от меня, наконец-то, уехала.
Теперь она сидит и смотрит на меня. Собирая всю свою проницательность, я силюсь угадать: нашла моя подруга работу или нет. Пока мы разговаривали на другие темы, этот вопрос просто висел в воздухе. Я надеялась, что Алла сама все скажет, но она молчала, а самой мне не хотелось об этом спрашивать. Уже в ночи, обсудив все вдоль и поперек, повспоминав былые времена, полусонные мы расползались по разным комнатам.
И, конечно, я не удержалась и спросила: «Как у тебя с работой»? У Аллы по-детски дрогнули губы: «Никак». Она встала в дверях спиной к свету, чтобы я не увидела ее лица. «Вот ты, психолог, скажи мне, пожалуйста, как называется мой возраст». И я неожиданно для себя вдруг сказала: «Трудный…».
Уже невольно ловишь себя на мысли, что совсем не хочется нестись как сумасшедшая в поисках новых впечатлений и новых людей. И тебе совершенно не надо, чтобы события менялись как в калейдоскопе ярко, но зыбко. Почему-то уже не кажется, что каждое новое приключение способно повернуть всю твою жизнь непременно только в лучшую сторону.
Наоборот, после тридцати неизвестность почему-то начинает напрягать и вызывать беспокойство, вместо этого хочется надежности, стабильности и относительного покоя. И если к тридцати годам какая-то твоя подруга или приятель не выпали из твоей жизни, то они становятся почти как родственники, которых видишь хоть и очень редко, но зато отдыхаешь душой на все сто.
Сегодня вечером я готовлю что-то вроде праздничного стола для моей давнишней подруги Аллы. Она совершенно не любит готовить, но зато очень любит вкусно поесть. Она пришла с мороза шумная, веселая и голодная. Приготовленный ужин был съеден быстро, и по обычному ритуалу нам предстояло поговорить «за жизнь». Мы перебрались с Аллой в гостиную и сидим как в юности, забравшись с ногами на диван. «Ты, пожалуйста, гнездись как тебе удобно».
Знакомые фразы теплом разливаются в душе. Я очень рада ее видеть. За вечной суетой и беготней мы редко видимся, и последнее время не слишком часто разговариваем. Наш разговор течет размеренно, по-домашнему, как в былые времена. Я знаю, что она никуда сегодня не уедет, и нам не куда торопиться.
«Тебе нравиться твоя жизнь», - она задает запрещенный вопрос, поскольку точно знает, что я не люблю говорить на такие темы. «А тебе - твоя», - я пытаюсь достать ее тем же оружием. Она весело хохочет, ее этим не проймешь. «Ты хочешь правду или сама придумаешь что-нибудь, ведь это ты у нас специалист по человеческим душам».
Я точно знаю, что у нее сейчас не лучшие времена. Моя подруга банковский работник с пятилетним стажем работы в Российских банках. После августовского кризиса Аллу вместе с другими сотрудниками сначала отправили в неоплаченный отпуск, а потом тихо уволили.
Тогда, полтора года назад, она тоже приезжала ко мне. Я видела как она нервно веселиться: «По телевизору говорят, что по улицам ходят все еще хорошо одетые, но уже голодные банковские работники». Меня эта шутка почему-то не сильно повеселила. Тогда я сказала Алле, что, по моему мнению, нужно быстро искать работу пока еще что-то предлагают. И мы вместе уселись составлять ей резюме.
Послужной список у Аллы получился солидный. И мне казалось, что найти работу для нее не проблема. Но все оказалось не так-то просто. В то время получить должность в банке было чрезвычайно трудно. Алла ходила по выматывающим многоступенчатым собеседованиям, рассказывала одно и тоже про свой богатый опыт работы и надеялась получить хорошее место. Нигде ей не отказывали, но и ничего достойного не предлагали.
В конце третьего месяца безрезультатных поисков моя подруга уже не на шутку злилась: «Они все хотят молодых, пусть даже без опыта работы, но зато и без претензий». «Господи, что же тебе мешает умерить свои претензии»? - пыталась возразить я. В ответ на это Алла говорила про силы, которые она вложила в свою работу, про трудный опыт, про три года без отпуска из-за новой должности. «Мне уже за тридцать и я точно знаю, что кое-что умею в своем деле». Я, безусловно, верила ее словам, но оставалось самое трудное - убедить в этом и потенциальных работодателей.
Поиски работы Алла бросила неожиданно. И также неожиданно для всех встала на бирже труда на учет как безработная. «Надо отдохнуть и подумать, как я буду жить дальше», - грустно сказала мне она. В службе занятости Алле ничего путного не предлагали, поскольку никаких заявок от банков туда не поступало. А других предложений ей сделать и не могли, уж больно высокая зарплата была у моей подруги на последнем месте работы.
Несколько месяцев Алла прожила в относительной эйфории: ходила по музеям и выставкам, объездила всех старых друзей, в общем, делала то, что не могла в полной мере себе позволить, когда работала в банке. «У меня никогда не было столько свободного времени», - ликовала Алла. Но как-то очень быстро выяснилось, что свободное время без определенного количества денег ничего не стоит. И моя подруга снова взялась за поиски работы.
Посоветовавшись со всеми нашими общими знакомыми, она решила попробовать устроиться на работу через агентство по персоналу в какой-нибудь иностранный банк. С английский языком у Аллы было не очень хорошо, поскольку в российских банках таких знаний особенно и не требовалось. На последние деньги моя подруга взялась срочно «реанимировать» свои лингвистические знания. Я даже удивлялась ее упорству. Мне казалось, что такие усилия должны окупиться с лихвой. Через полгода Алла достигла того уровня, когда ей уже было не страшно идти на собеседование с англоязычными работодателями. Все друзья искренне желали ей удачи, и обещали держать кулаки за ее успех.
Но однажды Алла приехала ко мне в жуткой истерике. Я даже не сразу поняла, что случилось. Она начала плакать, как только вошла в мою квартиру. Ее рыдания утонули среди чисто бабских фраз типа «я никому не нужна» и «как я буду жить дальше». Я ничего не понимала. Алла съежилась маленькой зверушкой в коридоре, и перестала даже реагировать на мои слова. Мне стало не по себе. В голову лезли самые ужасные мысли. Я буквально стаскивала с нее плащ и уговаривала Аллу как маленькую девочку: «Сейчас все будет хорошо. Попьем чаю, и ты мне все расскажешь».
Оказывается, что в первом кадровом агентстве, в которое обратилась моя подруга, ей объяснили, что у нее «критический возраст» для поиска работы в иностранных банках, поскольку почти во всех заявках указано «желательно – до 30 лет». А ей уже за тридцать. «Надо было раньше думать», - глумливо посочувствовали ей.
Но Алла так просто не сдавалась. Перебираясь из одного кадрового агентства в другое, она все-таки попала на несколько собеседований. Вежливые иностранцы приветливо улыбались, задавали вопросы и изучали ее послужной список. В конце беседы практически всех больше всего удивляло, почему Алла за пять лет работы в банке добралась только до должности заместителя начальника отдела.
Подозрения в хорошей профессиональной пригодности коробили. Но совершенно не хотелось оправдываться и объяснять, что последний год работы Алла была фактическим начальником отдела, но саму должность держали вакантной, поскольку ждали из декретного отпуска чью-то знакомую. Это специфика российского бизнеса, и объяснять ее наивным иностранцам не имело никакого смысла. Алле такие разговоры казались обидными, но она держалась, и поставила перед собою цель – доказать, что она хороший специалист. Но для этого, как минимум, надо было получить работу.
Сорвалась Алла на последнем собеседовании. С ней разговаривали два ее потенциальных начальника: один иностранец, а второй - русский. Иностранец был чрезвычайно любезен, и время от времени ободряюще улыбался. Его все устраивало в будущей сотруднице, и у Аллы затеплилась надежда. В конце беседы иностранец вышел, сказав, что детали надо будет обсудить с его русским коллегой. Оставшись один на один с русским, Алла почти ликовала: он же свой, с ним уже можно говорить на родном языке. Уж ему-то она сможет ответить на любой вопрос по поводу работы.
Но первая же фраза пригвоздила Аллу к стулу: «Сколько вам лет»? «Мне тридцать пять», - ответила Алла и почувствовала как внутри все холодеет от дурного предчувствия. «Свой» русский устало поморщился: «Сколько можно было им говорить в этом агентстве, что нам надо сотрудника до тридцати лет». Моя подруга почувствовала как кровь бросилась ей в лицо. «А, что пять лет – это принципиально»? «Для меня принципиально, - сухо ответил русский, - поскольку я не хочу работать с заместителем, который меня на семь лет старше и к тому же женщина».
Алла, говорила, что бессильная злоба шарахалась в ее голове всю дорогу ко мне. И только почти у самых дверей мою подругу захлестнула беспросветная жалость к себе, к своим жалким попыткам чего-то кому-то доказать.
Тогда мы выпили с Аллой целый чайник за разговорами. Ее настроение кидалось из крайности в крайность: «Как я буду жить дальше, мне теперь только на Тверскую». Я безуспешно пыталась ее успокоить. Но Алла злилась не на шутку: «У нас, люди после тридцати не нужны, их, видимо, всех надо, не зависимо от образования и опыта работы, ссылать в резервацию пуговицы к рубашкам пришивать». Если быть до конца честной, то я была даже рада, когда она от меня, наконец-то, уехала.
Теперь она сидит и смотрит на меня. Собирая всю свою проницательность, я силюсь угадать: нашла моя подруга работу или нет. Пока мы разговаривали на другие темы, этот вопрос просто висел в воздухе. Я надеялась, что Алла сама все скажет, но она молчала, а самой мне не хотелось об этом спрашивать. Уже в ночи, обсудив все вдоль и поперек, повспоминав былые времена, полусонные мы расползались по разным комнатам.
И, конечно, я не удержалась и спросила: «Как у тебя с работой»? У Аллы по-детски дрогнули губы: «Никак». Она встала в дверях спиной к свету, чтобы я не увидела ее лица. «Вот ты, психолог, скажи мне, пожалуйста, как называется мой возраст». И я неожиданно для себя вдруг сказала: «Трудный…».
Обсуждения Трудный возраст