Мы не живем в проточных местах. Лишь иногда они становятся вынужденным пристанищем для нищих. Я же начну путь к проточным местам из самого далека - от нашего жилья. Для этого я постараюсь говорить на разных языках и, в частности, воспользоваться опытом тех, чьи чувства острее многих из нас - речь идет о людях искусства. Проточные места трудно разглядеть, для этого требуется хорошее зрение.
Дом - это и сцена, на которой разворачиваются и разыгрываются традиционные произведения искусства, и их главное действующее лицо. Все зрелища вращаются в окрестностях обжитого и жилого. Такие произведения - это виды на дом, из дома наружу, портреты его жителей и интерьеры. К примеру, на полотне буря, ветер и корабль среди волн, но корабль - это дом. Дом - это обжитое пространство среди необжитого. Его окно выходит на необжитое. Обжитое замкнуто, чтобы хранить тепло и спокойствие. Поэтому с необжитым оно может сообщаться только путем обмена. Ему надо усваивать приходящее извне и выбрасывать вон ненужное - эти отбросы и выбросы станут холодными и чужими снаружи.
Это не обязательно мусор. Может быть, нечто просто не помещается внутри дома. Например, так из дома может быть выкинута дорога. Вблизи от него она еще тепла его теплом, а далее она выброшена, словно трап, перекинутый к другим согретым человеческим дыханием берегам и сам по себе не имеющий другой сути.
Кое-что из выброшенного таким образом наружу не может и не должно до конца раствориться в природе. Так издревле и закладываются проточные места, которые в наше время приходят к своему логическому завершению.
Нынче пространство в них техногенно заполнено до отказа и использовано до предела. Из этих мест обозревается обделенная красотой местность, без-образная картина, ущербная в существовании для человеческого восприятия. Слишком мало любви проявили к ней ее создатели, целиком исходившие из прагматичной функциональности. А в данном случае функция состоит в уничтожении пространства. Урбанистический пейзаж составлен из двух элементов: жилья - одомашненного в обобщающем смысле этого слова - и проточных мест, которым препоручена вся остальная окрестность.
Проточными местами завладели сегодня художники и молодежь. Их зовет к освоению выпадающее из целостности мира сочетание изначальной бессмысленности (смысл места в его пространственности) и а-эстетичности многочисленных проточных мест. Для многих эти места просто невидимы. Приведи большинство людей в такое место и спроси: что они видят, и они ответят: ничего. Чтобы стать видимыми, проточные места требуют нового способа видеть, в чем-то похожего на первобытный. У искусства проточных мест есть и своя наскальная живопись - графити. Их пытаются покрасить, словно человека-невидимку Г.Уэллса. Поначалу и природа была в каком-то смысле похожа на проточное место: как нечто красивое она, в основном, была невидима для первобытного человека. Правда, он был слит с нею, нынешний же человек выдавлен из пространств проточных мест в освоенность жилища. Находясь в проточных местах, он все же душою стоит вне проточных мест, где осталось одно лишь пространство. Чем-то это похоже на выдвинутость из бытия, как ее понимал М. Хайдеггер. В этой выдвинутости надо еще уметь устоять.
Переживанию эстетики проточных мест, как и в древности, сопутствует отождествление себя с элементами (техногенного) ландшафта: электронными устройствами, восприятием себя как пассивного неодушевленного объекта, наблюдателя в окружении таких предметов, с которыми не надо или уже нельзя ничего поделать, а можно лишь созерцать их, а точнее ждать: ждать, когда стиральная машина завершит программу, когда тостер выбросит хлебцы, когда откроется магазин, когда загорится зеленый свет. С развитием технологий человеческое действие, превращающееся в переход из одного состояния в другое, становится все короче, приобретает характер дискретного скачка. Проточные места тоже планировались так, чтобы в идеале движение через них представляло собою мгновенный дискретный скачок из пункта А в пункт Б.
Устоялось культурное означаемое проточных мест: отсутствие действия, опустошенность, отказ, деятельность как ожидание и ожидание как деловитая деятельность.
Пространство вокруг человека постоянно все больше заполняется им самим, может быть, уже не по его воле. Не то чтобы он отгораживает себя стенами своего дома для защиты от внешнего мира. Напротив, он оказывается окружен рукотворными объектами, предметами и строениями, внутрь которых он не имеет естественного доступа и которым он не может придавать свою - человеческую - форму изнутри, в отличие от своего дома, например. Он взаимодействует с этими закрытыми объектами, а не живет в них. Эта отгороженность обступает человека все полнее и плотнее, а с некоторого момента уже не оставляет никакого просвета для чего-то иного, исключая при этом одомашненность среды, в которой остается существовать человеку.
Такая уже не являющаяся домашней среда, ее чуждость, зажатость человека между ее объектами, ее предельная и вопиющая неприспособленность для жизни может быть преодолена только возможностью понять ее или хотя бы придать ей некоторый смысл.
Таким образом, перед нами предмет, нас плотно обступают представленные перед нами предметы, и для нашего спасения надо найти их смысл. Обычно этот смысл сильно коррелирует с функцией и ролью этого предмета. Предметы становятся знаками с приписываемым им значением.
И поскольку функции и значение большинства предметов, построек, помещений и т. д. в конкретный момент времени не касаются конкретного человека непосредственно, связь между предметом и его смыслом оказывается довольно хрупкой.
Такие предметы-знаки заполняют все пространство вокруг человека, все его поле зрения, а их значимость и значение становится весьма бледным отзвуком их действительной сути и даже их функций. По сравнению со значением сам предмет как знак оказывается гораздо более осязаемым и ярким. При этом полное отбрасывание значения превращает рукотворное в абсурд. Например, что бы вы почувствовали, увидев обычный многоэтажный жилой дом? Некоторый вялый и скучноватый отзвук смысла этого дома как обиталища множества людей в типовых дурно обставленных квартирах. А теперь представьте тот же дом, но внутри полностью залитый бетоном. Что вы ощущаете? Если вы сейчас скажете: ничего, то вспомните, как несколько выше тот же самый ответ адресовался к проточным местам. Короче говоря, это даже не "мех на завтрак". Здесь нет активного и визуально эпатирующего несоответствия, а просто удалена функция дома, внутрь которого вы бы не стали заглядывать, даже будь он и не заполнен бетоном. Все же залитый бетоном дом рождает еще некоторые специфические и довольно неуютные переживания. Просто их трудно и не очень хочется выговаривать и очерчивать.
Так значение предмета-символа ускользает от людей, однако тусклый и невнятный след от значения такого знака оставляет последний таковым. Знак без означаемого продолжает означать. Означание - это его атрибут, действие, совершаемое предметом непрерывно, словно звук, долго издаваемый рельсом после удара и уже не имеющий с ударом ничего общего - бормотание цивилизации. Часто человек может опознать в предмете знак, даже если не знает, что этот знак означает.
Этот мир знаков лишен просветов для иного. Знаки прекрасно складываются в эстетически и культурно значимые конструкции постмодернизма. Эти конструкции весьма глубоки и многомерны. Они играют бесконечными гранями и отсветами культурных контекстов. Это может происходить как раз тогда, когда связь знака и значения ослабевает.
Постмодернизм осознан и ироничен в своей игре со знаками и их значениями. Однако совсем уйдя от значения символов благодаря проточным местам мы окажемся в обессмысленной плывущей предметной реальности, и поскольку приходится жить в ней, то отказ от общепринятой символики или просто ее незнание (как среди молодежи) заставляет искать новое понимание этих мест.
Дом - это и сцена, на которой разворачиваются и разыгрываются традиционные произведения искусства, и их главное действующее лицо. Все зрелища вращаются в окрестностях обжитого и жилого. Такие произведения - это виды на дом, из дома наружу, портреты его жителей и интерьеры. К примеру, на полотне буря, ветер и корабль среди волн, но корабль - это дом. Дом - это обжитое пространство среди необжитого. Его окно выходит на необжитое. Обжитое замкнуто, чтобы хранить тепло и спокойствие. Поэтому с необжитым оно может сообщаться только путем обмена. Ему надо усваивать приходящее извне и выбрасывать вон ненужное - эти отбросы и выбросы станут холодными и чужими снаружи.
Это не обязательно мусор. Может быть, нечто просто не помещается внутри дома. Например, так из дома может быть выкинута дорога. Вблизи от него она еще тепла его теплом, а далее она выброшена, словно трап, перекинутый к другим согретым человеческим дыханием берегам и сам по себе не имеющий другой сути.
Кое-что из выброшенного таким образом наружу не может и не должно до конца раствориться в природе. Так издревле и закладываются проточные места, которые в наше время приходят к своему логическому завершению.
Нынче пространство в них техногенно заполнено до отказа и использовано до предела. Из этих мест обозревается обделенная красотой местность, без-образная картина, ущербная в существовании для человеческого восприятия. Слишком мало любви проявили к ней ее создатели, целиком исходившие из прагматичной функциональности. А в данном случае функция состоит в уничтожении пространства. Урбанистический пейзаж составлен из двух элементов: жилья - одомашненного в обобщающем смысле этого слова - и проточных мест, которым препоручена вся остальная окрестность.
Проточными местами завладели сегодня художники и молодежь. Их зовет к освоению выпадающее из целостности мира сочетание изначальной бессмысленности (смысл места в его пространственности) и а-эстетичности многочисленных проточных мест. Для многих эти места просто невидимы. Приведи большинство людей в такое место и спроси: что они видят, и они ответят: ничего. Чтобы стать видимыми, проточные места требуют нового способа видеть, в чем-то похожего на первобытный. У искусства проточных мест есть и своя наскальная живопись - графити. Их пытаются покрасить, словно человека-невидимку Г.Уэллса. Поначалу и природа была в каком-то смысле похожа на проточное место: как нечто красивое она, в основном, была невидима для первобытного человека. Правда, он был слит с нею, нынешний же человек выдавлен из пространств проточных мест в освоенность жилища. Находясь в проточных местах, он все же душою стоит вне проточных мест, где осталось одно лишь пространство. Чем-то это похоже на выдвинутость из бытия, как ее понимал М. Хайдеггер. В этой выдвинутости надо еще уметь устоять.
Переживанию эстетики проточных мест, как и в древности, сопутствует отождествление себя с элементами (техногенного) ландшафта: электронными устройствами, восприятием себя как пассивного неодушевленного объекта, наблюдателя в окружении таких предметов, с которыми не надо или уже нельзя ничего поделать, а можно лишь созерцать их, а точнее ждать: ждать, когда стиральная машина завершит программу, когда тостер выбросит хлебцы, когда откроется магазин, когда загорится зеленый свет. С развитием технологий человеческое действие, превращающееся в переход из одного состояния в другое, становится все короче, приобретает характер дискретного скачка. Проточные места тоже планировались так, чтобы в идеале движение через них представляло собою мгновенный дискретный скачок из пункта А в пункт Б.
Устоялось культурное означаемое проточных мест: отсутствие действия, опустошенность, отказ, деятельность как ожидание и ожидание как деловитая деятельность.
Пространство вокруг человека постоянно все больше заполняется им самим, может быть, уже не по его воле. Не то чтобы он отгораживает себя стенами своего дома для защиты от внешнего мира. Напротив, он оказывается окружен рукотворными объектами, предметами и строениями, внутрь которых он не имеет естественного доступа и которым он не может придавать свою - человеческую - форму изнутри, в отличие от своего дома, например. Он взаимодействует с этими закрытыми объектами, а не живет в них. Эта отгороженность обступает человека все полнее и плотнее, а с некоторого момента уже не оставляет никакого просвета для чего-то иного, исключая при этом одомашненность среды, в которой остается существовать человеку.
Такая уже не являющаяся домашней среда, ее чуждость, зажатость человека между ее объектами, ее предельная и вопиющая неприспособленность для жизни может быть преодолена только возможностью понять ее или хотя бы придать ей некоторый смысл.
Таким образом, перед нами предмет, нас плотно обступают представленные перед нами предметы, и для нашего спасения надо найти их смысл. Обычно этот смысл сильно коррелирует с функцией и ролью этого предмета. Предметы становятся знаками с приписываемым им значением.
И поскольку функции и значение большинства предметов, построек, помещений и т. д. в конкретный момент времени не касаются конкретного человека непосредственно, связь между предметом и его смыслом оказывается довольно хрупкой.
Такие предметы-знаки заполняют все пространство вокруг человека, все его поле зрения, а их значимость и значение становится весьма бледным отзвуком их действительной сути и даже их функций. По сравнению со значением сам предмет как знак оказывается гораздо более осязаемым и ярким. При этом полное отбрасывание значения превращает рукотворное в абсурд. Например, что бы вы почувствовали, увидев обычный многоэтажный жилой дом? Некоторый вялый и скучноватый отзвук смысла этого дома как обиталища множества людей в типовых дурно обставленных квартирах. А теперь представьте тот же дом, но внутри полностью залитый бетоном. Что вы ощущаете? Если вы сейчас скажете: ничего, то вспомните, как несколько выше тот же самый ответ адресовался к проточным местам. Короче говоря, это даже не "мех на завтрак". Здесь нет активного и визуально эпатирующего несоответствия, а просто удалена функция дома, внутрь которого вы бы не стали заглядывать, даже будь он и не заполнен бетоном. Все же залитый бетоном дом рождает еще некоторые специфические и довольно неуютные переживания. Просто их трудно и не очень хочется выговаривать и очерчивать.
Так значение предмета-символа ускользает от людей, однако тусклый и невнятный след от значения такого знака оставляет последний таковым. Знак без означаемого продолжает означать. Означание - это его атрибут, действие, совершаемое предметом непрерывно, словно звук, долго издаваемый рельсом после удара и уже не имеющий с ударом ничего общего - бормотание цивилизации. Часто человек может опознать в предмете знак, даже если не знает, что этот знак означает.
Этот мир знаков лишен просветов для иного. Знаки прекрасно складываются в эстетически и культурно значимые конструкции постмодернизма. Эти конструкции весьма глубоки и многомерны. Они играют бесконечными гранями и отсветами культурных контекстов. Это может происходить как раз тогда, когда связь знака и значения ослабевает.
Постмодернизм осознан и ироничен в своей игре со знаками и их значениями. Однако совсем уйдя от значения символов благодаря проточным местам мы окажемся в обессмысленной плывущей предметной реальности, и поскольку приходится жить в ней, то отказ от общепринятой символики или просто ее незнание (как среди молодежи) заставляет искать новое понимание этих мест.
Обсуждения Проточные места и жилье