Полуголодную крысу поместили в пустую камеру, где был только рычаг и миска для еды. Сначала крыса демонстрировала множество оперантов: ходила, принюхивалась, почесывалась, чистила себя и мочилась. Такие реакции не вызывались никаким узнаваемым стимулом: они были спонтанны.
В конце концов, в ходе своей ознакомительной деятельности, крыса оказывалась в самом дальнем от рычага углу камеры и тут же получала удар электрическим током. Оказываясь в непосредственной близости от рычага, она получала шарик пищи, автоматически доставляемый в миску под рычагом.
Постепенно крыса научилась избегать дальнего угла и проводила почти все время около рычага. Рано или поздно она случайно нажимала на рычаг — пищевой шарик мгновенно падал в миску. С этого момента пища давалась не за простое нахождение около рычага, а только за его нажатие. Первоначально реакция нажатия имела низкую вероятность, она была чисто случайной по отношению к питанию. Нельзя было предсказать, когда крыса нажмет на рычаг и нельзя было заставить ее сделать это. Однако через соответствующий промежуток времени голодная крыса начинала нажимать на рычаг все быстрее и быстрее. Нажатие рычага постепенно стало наиболее частой реакцией крысы, ее типичным поведением в ответ на условие недостатка пищи.
Если пища переставала подаваться вслед за реакцией нажатия рычага, крыса, в конце концов, переставала нажимать на него, происходило постепенное угасание...»
Опыт применения методов поведенческого контроля я получил еще в бесшабашные студенческие годы. В отличие от большинства студентов психфака — вундеркиндов в пятом поколении, интеллектуалов с пеленок, детей известных ученых и самих будущих ученых, верхоглядов и безнадежных зубрил, непревзойденных мастеров грызть гранит науки, — я особыми талантами не блистал, на практических занятиях не умел вовремя наморщить лоб и с умным видом вставить свои пять копеек, нагло игнорировал официальную учебную программу, и, к тому же, отличался нетипичной для будущих психологов замкнутостью и мелкопакостным характером. За что, естественно, не особенно примечался профессорско-преподавательским составом.
Однажды, когда ведущая занятие преподавательница, закатывая глаза от умиления, в очередной раз вещала о мифе «Белой богини» как символе космической сущности человека, я украдкой читал положенную на колени книгу. Тема была чрезвычайно интересной — как при помощи ударов электрического тока сформировать нужное поведение у белых крыс. Попавшая ко мне с оказией книга называлась «Экспериментальный анализ поведения организмов» ("The behavior of organisms: An experimental analysis"). Написал ее Б. Ф. Скиннер — известный «апологет буржуазной лженауки» и «прислужник проклятого империализма».
Читая книгу, я искал ответ на мучившие меня вопросы. Проблема, стоящая передо мной, по тем временам была нешуточной — что делать с «доставшим» меня преподавателем. Дело в том, что один уважаемый профессор (дай Бог ему здоровья!) отличался весьма скверной для студентов привычкой. Требуя стопроцентной посещаемости своих занятий, он в процессе чтения лекции очень любил перемещаться по всей аудитории, любуясь тем, как студенты конспектируют его гениальные мысли. Особенное удовольствие ему доставляло незаметно подкрасться сзади к азартно режущимся в «морской бой» или «секу» студентам и до смерти напугать их громогласным: «Молодые люди!!! Да я вас ... сейчас ... по этое самое!!!». Для некоторых студиозусов, предпочитающих во время бесполезных лекций заниматься своими делами, такая ситуация была невыносимой. В силу вышеперечисленных особенностей характера, больше всех это бесило меня. Естественно, чувства были взаимными.
Как всегда, решение пришло быстро и неожиданно. Опусы о «Белой богине» слушать больше не хотелось. Чтобы получить свободу, пришлось скорчить страдальческую гримасу и схватиться двумя руками за живот — способ не слишком эстетичный, но безотказно действующий в любых ситуациях. В тиши университетского коридора я обдумал детали своего адского замысла.
Метод был прост, как правда. Он был основан на описанном Скиннером эффекте подкрепления. Для всех людей одним из основных стимулов поведения является внимание и одобрение окружающих. Многие люди проводят массу времени, прихорашиваясь перед зеркалом, в надежде получить одобряющий взгляд супруга или любовника. И женская, и мужская мода — это предмет одобрения, она существует до тех пор, пока есть социальное одобрение. Хорошие отметки в школе — тоже позитивный подкрепляющий стимул, потому что за это получают похвалу и одобрение учителей. Цветы для любимой, лесть начальнику, похвала подчиненному... Внимание и одобрение значимого другого — родителя, учителя, возлюбленного — вот что часто движет нашим поведением. Причем эти мотивы далеко не всегда осознаются нами, чаще они «работают» на уровне подсознательных автоматизмов.
Как и все мы, бедный профессор был падок на социальное одобрение. Мне лишь оставалось вовлечь в авантюру еще несколько таких же, как и я, разгильдяев. (Для этого пришлось сильно раскошелиться на пиво, но чего не сделаешь ради науки.) Эксперимент начался.
Каждый преподаватель постепенно привыкает, помимо «правильных фэйсов» конспектирующих каждое его слово отличников, видеть перед собой и постные физиономии, откровенно зевающие и поглядывающие каждую минуту на часы в ожидании звонка. Когда наш профессор, во время плавного дрейфа по аудитории, случайно оказывался возле кафедры (предусмотрительно перемещенной в самый дальний и «безопасный» для студентов угол), ситуация резко менялась. Отъявленные лоботрясы вдруг просыпались и всем своим поведением показывали, что очень хотят его слушать. Вокруг расцветали доброжелательные улыбки. Каждое слово лектора ловилось с трепетным восхищением. Все преданно смотрели ему в глаза. Подавались заинтересованные реплики. Конспектировалось каждое слово. Но стоило профессору покинуть уготовленное ему место, как в аудитории мгновенно сгущались тучи. Многие слушатели начинали хмурить брови, избегали его взгляда. Кто-то бросал ручку на стол, кто-то демонстративно начинал смотреть в окно. На преподавателя веял холодок явной недоброжелательности.
Поначалу на лице профессора читалось искреннее недоумение. Но постепенно лектор начал смутно догадываться, каким образом можно овладеть вниманием аудитории. С каждым днем он проводил за кафедрой все больше и больше времени. Вначале это делалось сознательно, спустя некоторое время выработался соответствующий автоматизм.
Спустя месяц дело было сделано. Едва появившись, профессор сразу же занимал свое «рабочее место» и почти не покидал его до конца лекции. Хождения по аудитории прекратились. Лентяи могли снова заняться своим любимым делом — играть в «морской бой» или считать мух на потолке, не боясь быть врасплох застигнутыми со спины. Изменений не произошло, даже когда подлые студенты вконец расслабились и снова стали откровенно валять дурака. Преподаватель просто привык читать лекцию, стоя за кафедрой. Впрочем, радость разгильдяев была недолгой — как всегда неожиданно, на них обрушилась сессия.
...С тех пор и ходит по Руси легенда о том, как студенты психфака сговорились подшутить над своим преподавателем. История эта давно обросла небылицами и фантастическими подробностями, превратившись в одну из бесчисленных баек, которые любят травить под хорошие напитки все профессионалы (ясен перец, психологи пьют в основном лимонад ). Так рождается профессиональный фольклор. Во всяком случае, мне всегда интересно услышать (или прочитать) от очередного «очевидца» новую версию событий, участником которых когда-то был и я.
Таким образом произошло мое первое знакомство с бихевиоризмом — психологической наукой, изучающей то, как воздействие окружающей среды определяет наше поведение. Только поведение может и должна изучать психология — говорил Б. Ф. Скиннер, один из отцов-основателей бихевиористики. Он смеялся над большинством современных психологических теорий, считая их умозрительными концепциями, высосанными из пальца высоколобыми интеллектуалами и не имеющими ничего общего с реальностью. Скиннер оспаривал абстрактные психологические концепции, являющиеся продуктом кабинетного философствования. Звуча как объяснение, они часто дают психологам ложное чувство уверенности в своем знании человека. На самом деле они ничего не объясняют, а только запутывают своей сложной терминологией.
Так, например, чтобы объяснить, почему способную студентку исключили из колледжа за неуспеваемость, психолог-когнитивист скажет: «Потому что она очень боялась неудачи». «Нет, потому что она не сумела достичь полного осознания собственного "Я"», — возразит ему гештальтпсихолог. «На самом деле она не смогла найти способы решения собственных проблем», — внесет свою лепту психолог гуманистического направления. Психоаналитик же приведет свое объяснение: «Она стала хуже учиться из-за того, что бессознательно боялась успеха».
Зачем заниматься бессмысленным словоблудием? Не лучше ли проверить, какие условия окружения предшествовали этому событию, чем предъявлять для его объяснения какую-то психическую реальность, которую мы никогда не узнаем наверняка? — спрашивает Скиннер. Например, мешал ли девушке шум в общежитии настолько, что она не могла успешно заниматься? Может, финансовые трудности заставили ее работать вместо посещения лекций? Или она играла в студенческой спортивной команде и пропускала из-за этого занятия? А может, любовные отношения помешали ей сосредоточиться на учебе?
Скиннер отстаивал необходимость функционального анализа поведения организмов, который устанавливает связь между открытым поведением (реакцией) и контролирующими его условиями окружающей среды (стимулами). Изменяя условия среды, мы изменяем поведение. Вот так просто. И сложно. В этом состоит сущность модификации поведения.
С точки зрения Б. Скиннера наше поведение контролируется позитивными (приятными) и аверсивными (неприятными или болевыми) стимулами. К первым мы стремимся, вторых предпочитаем избегать. Они действуют очень сложно и едва уловимо, но они существенны для нашего поведения в разнообразных ситуациях. Деньги, секс, хорошие отметки, одобрение окружающих, лесть, похвала, власть — список позитивных стимулов бесконечен. Очень много и аверсивных (неприятных) стимулов: тревога, страх, физическая боль, потеря самоуважения и уверенности, голод, бедность... Позитивные и аверсивные стимулы можно использовать как во благо человеку, так и ему во вред.
«Кабинетные философы» жестко критикуют теории Скиннера уже полвека. Эстетическое чувство высоколобых интеллектуалов оскорбляют некоторые простые аналогии. Основное обвинение — человека нельзя сравнивать с крысой, нажимающей на рычаг для того, чтобы получить пищевой шарик. Действительно, нельзя. Человек — это нечто большее и нечто иное, чем крыса. Но эта крыса сидит в каждом из нас, иногда очень глубоко, а иногда она полностью захватывает власть над нами. И самое главное, ее можно использовать для управления нашим поведением. От этого никуда не деться — природу переделать нельзя. (Подробнее о практике поведенческого контроля Вы можете прочитать в статье «Модификация поведения в действии»)
P.S. Развитие современных обучающих методик и учебников по программированию является прямым результатом исследований Скиннера. Бихевиоральная терапия, основанная на разработанных им принципах, успешно применяется для лечения психических расстройств, заикания, алкоголизма, для обучения навыкам общения и повышения уверенности в себе, помогает преодолеть различные страхи и тревожные состояния.
Не так давно члены Американской психологической ассоциации назвали Б.Ф. Скиннера психологом, который внес самый больший вклад в психологию ХХ столетия. Зигмунд Фрейд назван вторым.
Постепенно крыса научилась избегать дальнего угла и проводила почти все время около рычага. Рано или поздно она случайно нажимала на рычаг — пищевой шарик мгновенно падал в миску. С этого момента пища давалась не за простое нахождение около рычага, а только за его нажатие. Первоначально реакция нажатия имела низкую вероятность, она была чисто случайной по отношению к питанию. Нельзя было предсказать, когда крыса нажмет на рычаг и нельзя было заставить ее сделать это. Однако через соответствующий промежуток времени голодная крыса начинала нажимать на рычаг все быстрее и быстрее. Нажатие рычага постепенно стало наиболее частой реакцией крысы, ее типичным поведением в ответ на условие недостатка пищи.
Если пища переставала подаваться вслед за реакцией нажатия рычага, крыса, в конце концов, переставала нажимать на него, происходило постепенное угасание...»
Опыт применения методов поведенческого контроля я получил еще в бесшабашные студенческие годы. В отличие от большинства студентов психфака — вундеркиндов в пятом поколении, интеллектуалов с пеленок, детей известных ученых и самих будущих ученых, верхоглядов и безнадежных зубрил, непревзойденных мастеров грызть гранит науки, — я особыми талантами не блистал, на практических занятиях не умел вовремя наморщить лоб и с умным видом вставить свои пять копеек, нагло игнорировал официальную учебную программу, и, к тому же, отличался нетипичной для будущих психологов замкнутостью и мелкопакостным характером. За что, естественно, не особенно примечался профессорско-преподавательским составом.
Однажды, когда ведущая занятие преподавательница, закатывая глаза от умиления, в очередной раз вещала о мифе «Белой богини» как символе космической сущности человека, я украдкой читал положенную на колени книгу. Тема была чрезвычайно интересной — как при помощи ударов электрического тока сформировать нужное поведение у белых крыс. Попавшая ко мне с оказией книга называлась «Экспериментальный анализ поведения организмов» ("The behavior of organisms: An experimental analysis"). Написал ее Б. Ф. Скиннер — известный «апологет буржуазной лженауки» и «прислужник проклятого империализма».
Читая книгу, я искал ответ на мучившие меня вопросы. Проблема, стоящая передо мной, по тем временам была нешуточной — что делать с «доставшим» меня преподавателем. Дело в том, что один уважаемый профессор (дай Бог ему здоровья!) отличался весьма скверной для студентов привычкой. Требуя стопроцентной посещаемости своих занятий, он в процессе чтения лекции очень любил перемещаться по всей аудитории, любуясь тем, как студенты конспектируют его гениальные мысли. Особенное удовольствие ему доставляло незаметно подкрасться сзади к азартно режущимся в «морской бой» или «секу» студентам и до смерти напугать их громогласным: «Молодые люди!!! Да я вас ... сейчас ... по этое самое!!!». Для некоторых студиозусов, предпочитающих во время бесполезных лекций заниматься своими делами, такая ситуация была невыносимой. В силу вышеперечисленных особенностей характера, больше всех это бесило меня. Естественно, чувства были взаимными.
Как всегда, решение пришло быстро и неожиданно. Опусы о «Белой богине» слушать больше не хотелось. Чтобы получить свободу, пришлось скорчить страдальческую гримасу и схватиться двумя руками за живот — способ не слишком эстетичный, но безотказно действующий в любых ситуациях. В тиши университетского коридора я обдумал детали своего адского замысла.
Метод был прост, как правда. Он был основан на описанном Скиннером эффекте подкрепления. Для всех людей одним из основных стимулов поведения является внимание и одобрение окружающих. Многие люди проводят массу времени, прихорашиваясь перед зеркалом, в надежде получить одобряющий взгляд супруга или любовника. И женская, и мужская мода — это предмет одобрения, она существует до тех пор, пока есть социальное одобрение. Хорошие отметки в школе — тоже позитивный подкрепляющий стимул, потому что за это получают похвалу и одобрение учителей. Цветы для любимой, лесть начальнику, похвала подчиненному... Внимание и одобрение значимого другого — родителя, учителя, возлюбленного — вот что часто движет нашим поведением. Причем эти мотивы далеко не всегда осознаются нами, чаще они «работают» на уровне подсознательных автоматизмов.
Как и все мы, бедный профессор был падок на социальное одобрение. Мне лишь оставалось вовлечь в авантюру еще несколько таких же, как и я, разгильдяев. (Для этого пришлось сильно раскошелиться на пиво, но чего не сделаешь ради науки.) Эксперимент начался.
Каждый преподаватель постепенно привыкает, помимо «правильных фэйсов» конспектирующих каждое его слово отличников, видеть перед собой и постные физиономии, откровенно зевающие и поглядывающие каждую минуту на часы в ожидании звонка. Когда наш профессор, во время плавного дрейфа по аудитории, случайно оказывался возле кафедры (предусмотрительно перемещенной в самый дальний и «безопасный» для студентов угол), ситуация резко менялась. Отъявленные лоботрясы вдруг просыпались и всем своим поведением показывали, что очень хотят его слушать. Вокруг расцветали доброжелательные улыбки. Каждое слово лектора ловилось с трепетным восхищением. Все преданно смотрели ему в глаза. Подавались заинтересованные реплики. Конспектировалось каждое слово. Но стоило профессору покинуть уготовленное ему место, как в аудитории мгновенно сгущались тучи. Многие слушатели начинали хмурить брови, избегали его взгляда. Кто-то бросал ручку на стол, кто-то демонстративно начинал смотреть в окно. На преподавателя веял холодок явной недоброжелательности.
Поначалу на лице профессора читалось искреннее недоумение. Но постепенно лектор начал смутно догадываться, каким образом можно овладеть вниманием аудитории. С каждым днем он проводил за кафедрой все больше и больше времени. Вначале это делалось сознательно, спустя некоторое время выработался соответствующий автоматизм.
Спустя месяц дело было сделано. Едва появившись, профессор сразу же занимал свое «рабочее место» и почти не покидал его до конца лекции. Хождения по аудитории прекратились. Лентяи могли снова заняться своим любимым делом — играть в «морской бой» или считать мух на потолке, не боясь быть врасплох застигнутыми со спины. Изменений не произошло, даже когда подлые студенты вконец расслабились и снова стали откровенно валять дурака. Преподаватель просто привык читать лекцию, стоя за кафедрой. Впрочем, радость разгильдяев была недолгой — как всегда неожиданно, на них обрушилась сессия.
...С тех пор и ходит по Руси легенда о том, как студенты психфака сговорились подшутить над своим преподавателем. История эта давно обросла небылицами и фантастическими подробностями, превратившись в одну из бесчисленных баек, которые любят травить под хорошие напитки все профессионалы (ясен перец, психологи пьют в основном лимонад ). Так рождается профессиональный фольклор. Во всяком случае, мне всегда интересно услышать (или прочитать) от очередного «очевидца» новую версию событий, участником которых когда-то был и я.
Таким образом произошло мое первое знакомство с бихевиоризмом — психологической наукой, изучающей то, как воздействие окружающей среды определяет наше поведение. Только поведение может и должна изучать психология — говорил Б. Ф. Скиннер, один из отцов-основателей бихевиористики. Он смеялся над большинством современных психологических теорий, считая их умозрительными концепциями, высосанными из пальца высоколобыми интеллектуалами и не имеющими ничего общего с реальностью. Скиннер оспаривал абстрактные психологические концепции, являющиеся продуктом кабинетного философствования. Звуча как объяснение, они часто дают психологам ложное чувство уверенности в своем знании человека. На самом деле они ничего не объясняют, а только запутывают своей сложной терминологией.
Так, например, чтобы объяснить, почему способную студентку исключили из колледжа за неуспеваемость, психолог-когнитивист скажет: «Потому что она очень боялась неудачи». «Нет, потому что она не сумела достичь полного осознания собственного "Я"», — возразит ему гештальтпсихолог. «На самом деле она не смогла найти способы решения собственных проблем», — внесет свою лепту психолог гуманистического направления. Психоаналитик же приведет свое объяснение: «Она стала хуже учиться из-за того, что бессознательно боялась успеха».
Зачем заниматься бессмысленным словоблудием? Не лучше ли проверить, какие условия окружения предшествовали этому событию, чем предъявлять для его объяснения какую-то психическую реальность, которую мы никогда не узнаем наверняка? — спрашивает Скиннер. Например, мешал ли девушке шум в общежитии настолько, что она не могла успешно заниматься? Может, финансовые трудности заставили ее работать вместо посещения лекций? Или она играла в студенческой спортивной команде и пропускала из-за этого занятия? А может, любовные отношения помешали ей сосредоточиться на учебе?
Скиннер отстаивал необходимость функционального анализа поведения организмов, который устанавливает связь между открытым поведением (реакцией) и контролирующими его условиями окружающей среды (стимулами). Изменяя условия среды, мы изменяем поведение. Вот так просто. И сложно. В этом состоит сущность модификации поведения.
С точки зрения Б. Скиннера наше поведение контролируется позитивными (приятными) и аверсивными (неприятными или болевыми) стимулами. К первым мы стремимся, вторых предпочитаем избегать. Они действуют очень сложно и едва уловимо, но они существенны для нашего поведения в разнообразных ситуациях. Деньги, секс, хорошие отметки, одобрение окружающих, лесть, похвала, власть — список позитивных стимулов бесконечен. Очень много и аверсивных (неприятных) стимулов: тревога, страх, физическая боль, потеря самоуважения и уверенности, голод, бедность... Позитивные и аверсивные стимулы можно использовать как во благо человеку, так и ему во вред.
«Кабинетные философы» жестко критикуют теории Скиннера уже полвека. Эстетическое чувство высоколобых интеллектуалов оскорбляют некоторые простые аналогии. Основное обвинение — человека нельзя сравнивать с крысой, нажимающей на рычаг для того, чтобы получить пищевой шарик. Действительно, нельзя. Человек — это нечто большее и нечто иное, чем крыса. Но эта крыса сидит в каждом из нас, иногда очень глубоко, а иногда она полностью захватывает власть над нами. И самое главное, ее можно использовать для управления нашим поведением. От этого никуда не деться — природу переделать нельзя. (Подробнее о практике поведенческого контроля Вы можете прочитать в статье «Модификация поведения в действии»)
P.S. Развитие современных обучающих методик и учебников по программированию является прямым результатом исследований Скиннера. Бихевиоральная терапия, основанная на разработанных им принципах, успешно применяется для лечения психических расстройств, заикания, алкоголизма, для обучения навыкам общения и повышения уверенности в себе, помогает преодолеть различные страхи и тревожные состояния.
Не так давно члены Американской психологической ассоциации назвали Б.Ф. Скиннера психологом, который внес самый больший вклад в психологию ХХ столетия. Зигмунд Фрейд назван вторым.
Обсуждения Модификация поведения