Психодрама Морено

” А социодрама на городской площади — игра с тысячей человек?. А “волшебный магазин”? . А сколько мифов, да еще изобрел магнитофон…

Само происхождение Морено окружено легендами. Точная дата его рождения неизвестна: 1889, 1890 или 1892, а место - также приблизительно. Морено родился на корабле во время путешествия родителей по Черному морю. Да и семья его не была обычной, в общепринятом смысле, еврейской семьёй: мать приняла католичество, отец мечтал стать актёром в театре. Жили они в Бухаресте, одном из самых крупных городов Австрийской империи. Когда мальчику исполнилось 5 лет, переехали в Вену. Роскошную, манящую, ветреную и изменчивую, как светская красавица, окутанную блистательным шлейфом великой музыки и великих имён. Там он провел лучшие годы своей жизни, учился в гимназии, слушал лекции Фрейда, окончил университет с двумя дипломами – врача и философа…

Современная эпоха освоила его идеи так глубоко, что забыла имя их автора. Усвоение через забвение… Его книги и статьи, внешне напоминающие притчи, написанные более 50-ти лет назад, очень точно объясняют любые современные события, происходящие в любой точке земного шара. Целые пласты театра и киноискусства несут на себе печать его стиля. На всех континентах растет число психодраматических групп и ширится социометрическое движение. То, что на Западе было точкой отсчета, что было глубоко усвоено (и благодаря этому ушло в подсознание), та мореновская основа, одна из основ западной науки и терапии, воспринимается нами в обратном порядке — через многие последствия и последователей.

Он создал: групповую психотерапию, социометрию, психодраму, социодраму, и многое другое, что серьезно повлияло на несколько гуманитарных областей — психологию, социологию, философию, театр... У него многому научились Фриц Пёрлз, создатель гештальт-терапии, Курт Левин, создатель динамической теории личности и многих методов групповой работы, Вирджиния Сатир, создательница семейной терапии. Многие “столпы” современной западной психологии и социологии учились в институте Морено в Нью-Йорке или прошли психодрама-терапию в его терапевтическом театре. О нем ходили легенды.

Одна из многих легенд гласит, что в одном из венских парков рос красивый старый дуб, у которого любил присаживаться в глубоких раздумьях молодой философ Морено. Он сам здесь любил играть в детстве — особенно нравилось забираться на самую верхушку и чувствовать себя там царем вселенной. А как-то мальчишки собрались в подвале того старого дома, где жила семья Морено, и стали играть в “небеса”: построили высокую пирамиду из столов и стульев. Морено, игравший Бога взобрался на самый верх.. Игра завертелась, и достигла того накала, когда все ей подчинено и остальное, называемое обычно объективной реальностью, исчезает и теряет силу. Внизу кружились ангелы и какие-то еще существа и все взывали к нему: “наш любимый Бог!” И Морено почувствовал себя Богом. “Иди к нам! Спускайся с небес! Лети!” – доносилось снизу. И он полетел…Так впервые в его практике столкнулись игра и реальность, точнее две реальности, или две игры — как Вам больше нравится. А Морено, тем не менее, сломал себе запястье, однако остался в глубоком убеждении, что изначально мир был един, и в нем не было разделения между реальностями. Это стало его идеей-фикс. Позже в книге “Театр импровизации” (1923) он напишет: “Идея фикс стала моим постоянным источником вдохновения; она провозглашала, что существует своего рода первоприрода, бессмертная и заново возрождающаяся в каждом поколении, первовселенная, включающая в себя все сущее, и все происходящее в которой священно. Я возлюбил это колдовское царство и решил не покидать его более никогда”.

В нашу эпоху человек поднят на щит, “человек – это звучит гордо! ”, повсюду говорят о проблемах границ, правах человека, человек (по крайней мере, на Западе) защищен не только законом, но и отдельной квартирой, и защищен даже современными представлениями о строении личности. Но в это же самое время человек оказался наедине со своими проблемами, болезнями и наедине со своим одиночеством. Человеку кажется, что никому нет дела до того, что у него на душе, что он на самом деле чувствует, возникает слишком разреженное пространство безразличия, и даже неверие в существование Другого человека. В 20-е годы Морено выпустил поэтический сборник “Слово отца”, где повествование идёт от первого лица, которое обращается к каждому читателю лично. Но что это за лицо, которое может быть “наедине со всеми”? Чтобы ни у кого из тех, кто его слышит, не было чувства одиночества? Чтобы человек чувствовал близость “Я” и “Ты”. Я попытался кратко передать суть этого эссе в стихотворной форме:

Я – здесь. Я с тобою.
И с вами. Со всеми.
И я актуален. Я остр. Я – в теме.
Я в центре событий, подобно звезде.
Я двигаюсь быстро. Я – везде.

Да и сам Морено всегда был прост в обращении с людьми и открыто поддерживал веру в то, что он может войти в Положение каждого, вникнуть в его внутреннюю жизнь на максимальную глубину. В отношениях, как с друзьями, так и врагами, предпочитал открытость и ясность. Он любил пошутить, более того – вообще считал смех лучшим лекарством и на его могиле в Вене написано: “Здесь лежит человек, который принес в психотерапию смех и шутку”. Он создал метод, полностью соответствующий его личности – волшебный, искромётный, на самом деле весёлый. Некоторые техники даже имеют соответствующие названия: “волшебный магазин”, “живая газета”. Везде, где собирается психодраматическая группа, живёт дух Морено (есть даже традиция такая – оставлять пустой стул специально для Морено). В пустом пространстве жизнь участников преображается и концентрируется в волшебной игре, где возможны любые встречи (даже с умершими и несуществующими, в обычном мире персонажами), возможны любые фантазии (которые, как ни странно, очень влияют на жизнь), возможны изменения в отношениях, конфликтах и в общении. И это волшебное царство существует здесь и сейчас.

Детям легче попасть в это царство. И вот у старого дуба появляется ребенок, один, другой, собирается целая компания. В венских парках Морено играл с детьми в импровизации: “Одним из моих любимых занятий было, усевшись у подножия большого дерева в садах Вены, собрать вокруг себя детей и рассказывать им сказки. Самой значимой частью повествования было то, что я, словно один из героев сказки, сидел у подножия дерева, что дети тянулись ко мне по зову волшебной флейты и, оставляя окружающий их убогий мирок, попадали в волшебную страну. И не так важна была сама сказка или то, что я им рассказывал, — важно было действие, атмосфера таинства, парадокса, ирреальности, воплощаемой в явь….”. Это были игры свободного творческого духа, царские игры, из которых потом появились психодрама и социодрама. В спонтанной игре дети преображались: “Паясничающие озорники приучались в игре ориентироваться на тему, роли и своих товарищей, робкие дети непринужденно играли, посторонние дети включались в игру детской группы, поначалу исполняя роли, которые поручал им Морено. Дети с удовольствием вживались в свои роли и обучались таким образом новым способам поведения". Именно у детей Морено научился видеть игру во всем, видеть разные реальности, видеть совсем простые вещи, никем уже не замечаемые, и удивляться.

Во время Первой мировой войны Морено работал врачом в военном госпитале, потом в лагере итальянских крестьян-беженцев под Веной. Там он впервые задумался о том, почему такая различная атмосфера в их домах, что, конечно, отражалось на здоровье обитателей. И молодой врач-философ стал прослеживать взаимоотношения между жителями дома и между домами. Он увидел, как потоки чувств между людьми скрыто или явно становятся поводом для конфликтов или дружбы и любви – при всей сложности и многообразии они могут быть разделены на притяжение и отталкивание (симпатии и отторжение). Кроме того, встречается и равнодушие, что по сути означает изоляцию данного индивида или целой семьи. Длительное наблюдение и размышление натолкнуло его на идею: все притяжения и отталкивания можно измерить и восстановить меру общения всех со всеми в рамках лагеря. То есть дать людям возможность регулировать свои дистанции в общении, влиять на свой статус в зависимости от своего спонтанного выбора – Морено назвал это социометрией (дословно “мера общения”). Он предложил администрации лагеря плановое перегруппирование, в результате которого произошло бы оздоровление как конкретных индивидов, так и локальных сообществ – как физическом, так и в духовном плане. Теперь эта практика активно используется в организационном консультировании, тренинге, групповой и семейной терапии. Психодрама и социометрия создают единую философскую, психологическую и социологическую систему Морено. Эта система является одновременно и наукой, и терапией, и искусством.

В 20-е годы Морено создал в Вене Театр спонтанности, где люди играли самих себя, где каждый сам был драматургом, актером и режиссером сегодняшней драмы и, в конечном счете, своей жизни. Тогда он открыл удивительные и целебные свойства спонтанности. Спонтанность есть у каждого живого существа еще до его рождения, она непрерывно и постоянно порождается в каждом из нас, вновь и вновь давая нам вечно новую возможность реагировать на новые и старые обстоятельства. Человек, лишенный спонтанности, умирает. Спонтанность невозможно накопить, она – в вечном движении. Общество постоянно создает так называемые “культурные консервы”, в которых закрепляются знаки, значимые обстоятельства и ситуации, ценности, верования, которые необходимы людям для общения между народами и государствами. Но в жизни человека культурные консервы могут стать преградой в развитии спонтанности, либо закрепиться в виде “окостеневшего” сюжета с консервированными ролями и тогда только психодрама помогает вновь вернуться, найти ситуацию (это делает разогрев) и сделать свой выбор, но уже спонтанно, то есть изменить сюжет или роли. Но спонтанность бывает и разрушительной, если она не превратится в креативность – решающая способность, помогающая человеку выжить в современную эпоху. Морено утверждает, что социальная смерть может наступить раньше физической, если не развивает свою спонтанность и не раскрывает креативность. Морено всегда верил, что каждый человек уникален (никогда ранее не существовало такого же и никогда не будет), каждый из нас талантлив и рождён для творчества.

Но Морено не просто констатирует, он помогает людям, страдающим от неспонтанности, от “культурных консервов”, от изоляции, от духовной нищеты, вторичности, от недостаточного внимания. Он создал волшебный театр, где человек приобретает особые силы, начинает больше видеть, например, может "залезть в шкуру" своего противника, антипода, понять, почему он всё время оказывается в одной и той же роли (например, роли жертвы), посмотреть со стороны на себя и свою жизнь. В театре психодрамы из изгоя можно превратиться в звезду и посмотреть на мир другими глазами. Где и когда в современном мире это возможно, кроме как в волшебном царстве театра спонтанности?

Вы спросите: а что будет после того, как я покину волшебный театр? Все вернется на свои места или станет еще хуже? Нет, ни то, ни другое – повторить все в точности на самом деле уже невозможно, а вот взять из игры с собой в жизнь можно, достаточно только озвучить это на последней, третей фазе игры, которая так и называется – консервация. Снимая с себя роли, участники уже от себя лично делятся впечатлениями, при желании говорят о том, как это связано с их жизнью. Так завершается действие, завершается обмен чувствами между участниками и обмен между игрой и реальностью. Внутреннее действие, однако, может продолжаться, на сцене собственной души, на фоне внутренних голосов, во сне. Кстати, Морено ввел специальную форму работы со снами, мечтами и галлюцинациями. Для Морено все реальности, явно или скрыто появившиеся на психодраме, имеют равные права.

Знаменитая техника “пустого стула”, изобретённая Морено, даёт возможность каждому участнику группы обратиться в волшебном пространстве психодрамы к любому человеку (персонажу, внутреннему голосу, Богу, любой сущности), как будто он присутствует здесь и теперь в группе. Можно обратиться с просьбой, претензией, вопросом и даже услышать ответ, можно прояснить отношения, встретиться, попрощаться (если этого не произошло в жизни или если хочется это изменить). Можно неожиданно обнаружить, что обращаясь к данному человеку, ты на самом деле говоришь совсем с другим и здесь этих двух людей связывает только то чувство, с которым ты к ним относишься. А казалось бы, такая простая вещь – пустой стул…

В 1925 году Морено уехал в США и создал там специальный санаторий с психодраматической сценой в пригороде Нью-Йорка, издавал журналы “Психодрама” и “Социометрия” (любопытно, что первая статья о нейро-лингвистическом программировании появилась в журнале “Социометрия”). В 1932 году на собрании Американской психиатрической ассоциации он выступил с сообщением о понятии групповой психотерапии, об использовании групповой психотерапии в работе с преступниками. В 1934 году уже провел большое социометрическое исследование в колонии для несовершеннолетних девушек в Хадсоне, после чего он выпустил книгу “Кто выживет?”, выдержавшую потом много изданий. Позже он создал Американский институт психодрамы и Американское социометрическое общество. После Второй мировой войны Морено объездил многие страны Европы (в том числе и Россию), показывая на практике как работают методы психодрамы и социометрии. В 60-е годы стали регулярно проводится международные конгрессы по групповой психотерапии, во многих странах появились терапевтические театры и национальные ассоциации психодрамы и социометрии. Морено умер в 1974 году, он похоронен в Вене. Во всем мире существуют десятки морено-институтов. На многие языки мира переводятся и издаются труды Морено.

Подобно Жюлю Верну он сделал то, что под силу нескольким научным коллективам вместе взятым. По всему миру созданы институты, носящие его имя, выпускающие специали-стов-универсалов, имеющих, впрочем, свои специализации: психодраматерапевт, социомет-рист, социальный работник, социодраматург, организационно-управленческий консультант, бизнес-тренер, морено-педагог, тренер широкого профиля (например, по игровому обучению иностранным языкам), исследователь. Во всём мире появляются театры спонтанности, терапевтические театры психодрамы.

Из всех форм театра спонтанности сейчас в мире наиболее распространен так называемый плейбек-театр – на русский это можно перевести как “театр зрительских историй”. В нем реализуется некая “половинная форма” театра спонтанности, все-таки здесь разделены зрители и актеры, разыгрывающее те истории и чувства, которые им открывают зрители. Такие актеры готовятся совершенно иначе, нежели актеры обычного театра, они учатся не “консервировать” в совершенных формах чувства драматурга, а отражать спонтанность зрителей здесь и сейчас.

Многие люди, случайно услышав “краем уха” о терапевтическом театре, реагируют так, будто им придётся разучивать роль в каком-то драмкружке и представлять ее на обычной сцене. Однако психодрама – это не лицедействие, а душедействие (так и переводится слово “психодрама”), то есть свободное действие души, которая может как надеть любые маски, так и снять их в любой момент. Здесь нет и не может быть репетиций, потому что здесь каждый сам становится драматургом, режиссёром в одном лице, каждый играет сам себя и, собирая разные свои роли (социальные, психологические и др.), собирает себя. Тот, кто представил часть своей жизни в концентрированном виде, где главное – не факты в обычном смысле, а правда жизни, точнее правда чувства, тот становится действительным драматургом собственной жизни. Любая сцена здесь не только открывает что-то новое в известном, но и становится тестом на реальность, то есть позволяет попробовать новые или измененные только что роли на практике, сразу же увидеть последствия изменений, ощутить новую реальность.

Морено создавал в группе такую доверительную и спонтанную атмосферу, что люди не боялись открыть свои важные ситуации, он говорил “не рассказывай – покажи!”. И каждый участник психодрамы независимо от своих способностей и природной выразительности способен показать своё видение своей ситуации (при поддержке группы) “как это было”, но уже “здесь и теперь”. Проигрывая и переживая всё еще раз, но уже в художественно концентрированном виде, главный герой (его называют “протагонист”), постепенно, через игру становится активным деятелем и хозяином своей ситуации. Морено говорил: “Всякий второй раз освобождает о первого”.

Естественно, что Морено, как создатель новой терапии отношений (социометрии и психодрамы) принципиально повлиял на привычные представления о ролях терапевта и пациента. Теперь в психотерапии на одном полюсе оказался гипноз как самый директивный метод, а на другом – психодрама как самый недирективный. Если пациент полагается на терапевта, не его лечебное воздействие, то и ответственность за результаты лежит, конечно, на терапевте (яркий пример – гипноз). Если же пациент не просто “вмешивается” в процесс исцеления, но и активно его направляет, делая спонтанные выборы, то ответственность за результат у него максимальная и совместная с терапевтом (яркий пример – психодрама). И тогда уже он их пациента превращается в клиента, который скорее консультируется и самостоятельно вмешивается в свою жизнь, из клиента – в человека, не зависящего ни от терапевта, ни от консультанта. Понятие патологии вообще растворяется и остается только в медицинской терапии. Психодрама вплотную смыкается с искусством.

Наша профессия – психодрама и психодраматургия не очень-то вписывается в привычные представления. Генезис нашей профессии следует искать в той же Вене на рубеже XIX и XX веков. Респектабельный психиатр доктор Фрейд всегда носил добротную тройку с тонко подобранным галстуком, а его коллег это раздражало, они ещё не отказались от белых халатов. Морено любил одеваться со вкусом и был бонвиваном, и вообще человеком светским. Тут уж сказывается общность происхождения и среды, в которой мы выросли – это венская творческая интеллигенция. Морено совсем иначе относился к художникам и писателям – они были ему намного ближе, чем коллеги-врачи. Фрейд наоборот относился к писателям с недоверием, хотя сам был писателем и свою Нобелевскую премию получил именно по литературе (а по психологии ее и до сих пор нет). Фрейд свою собственную художественную переработку личностного материала считал самой адекватной, а другим отказывал в праве на интерпретацию, например, часто не был доволен видением других психоаналитиков. Но самое главное он не оставлял права творческого отношения к своей жизни самого пациента. У Морено всё наоборот: он всегда видел в человеке талант и стимулировал к творческой переработке своей жизни, помогал вырабатывать художественное отношение к себе, к другим, к собственным поступкам, к ситуациям в городе, в стране, в мире.

Еще студентом Венского университета Морено посещал лекции Фрейда и как-то после лекции несколько студентов окружили Фрейда и он спросил у Морено: “А вот Вы, молодой человек, чем занимаетесь?” И Морено ответил: “Вы позволили пациенту говорить свободно и этим произвели революцию. Я даю ему возможность свободно действовать. Я двинусь дальше с того места, где Вы остановились”. Впоследствии он говорил о том, что психоанализ всегда движется от действий к символу (от событий – к их пересказу их интерпретации), а психодрама – от символа к действию (от рассказа, от объяснительных схем, созданных самим человеком или кем-либо к игре в эти события, к действии внутри него).

Он не был аутсайдером, не был изгоем, не считал себя обиженным судьбой, скорее наоборот. Часто люди с харизматической жилкой, основывая школы, создают концепции, компенсирующие их низкий статус. Морено был лучезарным философом, искрящимся мыслителем, блестящим тонко чувствующим практиком, уверенным мастером, способным собрать воедино теорию и практику, вобрать в один момент, в один миг все чувства человека в одно “здесь и теперь”, все чувства человечества. Он не был певцом какого-либо класса, не проповедовал справедливость или какую-либо ценность, не был защитником какой-то одной культуры, народа, какой-то одной конфессии. Он был гражданином всего человечества.