Воробьиный

Меня разбудило лето.
То ли солнечные лучи, пробивающиеся сквозь плотно зашторенное окно, то ли щебет недавно появившихся на свет воробьиных птенцов... Тонкая струйка солнечного света слепила глаза, отражаясь в стекле настенной картины.

За открытым окном, словно в параллельном мире, просыпалась и оживала улица…

Из домашнего укрытия украдкой выгляну в окно сквозь щель в занавесках… Любимый двор утопает в зелени, шапки высоких деревьев бросают тень на заботливо вымытый дворником асфальт...

Ты, наверное, когда увидела на конверте имя отправителя, решила, что какой-то Сергей просто ошибся адресом. Нет, Саша, это пишет тебе бывший хозяин Тишки. Как он там у тебя, не скучает по своей мамке и братикам?

Сам не знаю, Александра, зачем тебе пишу – то ли от скуки, то ли моча в голову ударила. А вообще-то я частенько вспоминал то майское утро. Небо тогда было синее-синее; солнышко буквально ослепляло глаза. И безветрие, ни единый листик не шелохнётся. А воробьи-то как заливались, во всё...

В ясные погожие дни десятилетняя Валя, у которой в результате родовой травмы позвоночника не ходят ноги, приоткрывает тюлевую занавеску и смотрит из окна третьего этажа во двор, где играют ребята. Иногда с мячиком, иногда в прятки или жмурки. Бывало, Валя выберет себе “кумира” – мальчика или девочку – и начинает за него “болеть”. Даже порой хлопает в ладоши, когда её любимец побеждает своих соперников; или качает от досады головой, если у того игра не ладится…

Когда дети расходятся, Валя...

Задернув штору, баба Варя чиркнула спичкой и зажгла лампадку. И когда иконы осветились слабым мерцающим огнем, она опустилась на колени, перекрестилась и, утерев кончиком платка покатившуюся по щеке слезу, горячо заговорила:

- Пресвятая Богородица, прости меня, грешную и недостойную рабу Божию. Крепко виновата я перед сыном моим Митей. – Она всхлипнула. – Что ж я, проклятая, наделала? Почти полночь, а его все нет. Чую, случилось неладное, а пойти искать его, как прежде, не могу: ноги у старой...

Наконец за окном потеплело. Соньке сделали все прививки и вывели во двор.

ГУЛЯТЬ! Какое волшебное слово! Гулять – это новые встречи, чудесные лужи, море удивительных запахов.

На улице уже царствовала весна. Небо поголубело. Солнце стало вовсю припекать, теплые куртки и пальто с людей снимать.

А про снег и говорить-то нечего! Поплыл снег! Ручьями побежал, звонкой капелью, лужами разлегся на асфальте.

Сонька осторожно потопталась на крыльце.
С крыш бесстыдно свешивались любопытные...

Школьная экскурсия на другую сторону планеты! На целые сутки: восход-жара-закат, две ночи в пути! Для малышни это, не передать какой, праздник-праздник-праздник! Особенно для инопланетян, вроде Антишки, для которой и цветник на школьном дворе – расчудесное чудо.

– А мы его увидим?!
– Увидим-увидим!
– Честно, самого Симона?!
– Честно-пречестно.
Отдалённо, фигуру в плаще за органной кафедрой, но в деталях рассмотрят, у родника пригубят и с куста попробуют его невероятные сады.

Монастырь...

Часть четвёртая.
1.
Всё шло, как шло – три пустых дня, встреча, один пустой, встреча, два пустых... Когда долго не виделись, допоздна сидели, Ами вынуждена была возвращаться вслед за последним лучом, обводившим тенью каждую неровность брусчатки. Совсем долго не виделись, три дня подряд, одолевали сомнения: как он относится ко мне? Никак? Вообще с безразличием? С той стороны Ами не ждали, в Ами не сомневались – придёт. Безразличие это или напротив? Каждый раз она думала: «А вот не приду!» И...

Он лежал на обочине, на пыльной границе грунтового крошева и выгоревшего ёжика придорожной травы. Над ним, слегка покачиваясь от робких дуновений ветерка, навис чахлый, изрядно побитый тлёй кустик краснотала. Гибкие плети с бесцветными, узкими, как ланцет, листьями едва заслоняли беднягу от безжалостно жалящего солнца. В затуманенном взгляде его уже не было ни боли, ни страха, читалась лишь обречённая покорность судьбе и бесконечная усталость. И нелепо торчали в сторону тощие жилистые ноги...