Пожалуй, ни одна из публикаций текущего месяца не впечатлила меня так, как эта совсем небольшая (в треть газетной страницы) статья А. Боголеповой «О кроликах и удавах» (СБ № 48 от 14.03.2012 г.). Почему я решила поделиться своими впечатлениями именно с читателями вашей газеты, а не какого-либо другого СМИ? Дело в том, что проблема (а она существует, и в России, к примеру, давно уже озвучивается) касается именно молодёжи.
Не буду облекать в словесную оболочку мысли, возникающие у меня при виде пары «восемнадцать – под шестьдесят». Воздержусь. Тем более, что я немного о другом. Об определениях «удав» и «кролик», данные автором статьи таким парам. «Удав» – это, конечно же, он – Опытный мужчина, жаждущий «продлить свою молодость за чужой счёт», а «кролик» – она, наивное юное существо, лёгкая добыча коварного «удава».
Но (обратите внимание!) кто за кем – «удав» за «кроликом» или «кролик» за «удавом» – открывает охоту, кто кого преследует и пытается заполучить? Цитирую А. Боголепову: «Мне было семнадцать, ему хорошо за пятьдесят… Моя первая любовь была похожа на войну. Около года несчастный объект моей страсти жил в осаде, лицезрел мою физиономию на каждом моём спектакле…» и т. д., и т. п.
Многие годы сражалась за возможность быть рядом «со своим Сашенькой» и Ирина Пороховщикова, которая, к несчастью (на мой взгляд), эту войну выиграла.
В случае с А. Боголеповой Опытный Мужчина (читай «удав») избавился от посягательств «кролика», наложив «вето» на встречи и сменив номер телефона. Отверженная долго и горько рыдала и «желала ему всего самого плохого». Но пожелания «самого плохого» так и остались пожеланиями. Ох, как же быстро А. Б. сдалась в этой войне! Поучиться бы ей у героини моей непридуманной истории – кролика-хищника, кролика-мутанта.
Но всё по порядку.
Жил-был Удав. И было ему под пятьдесят. Не звезда, но в творческих кругах личность довольно известная. Внешне обаятельный, коммуникабельный.
А в том же городе рос-подрастал Кролик – школьница неполных шестнадцати лет. На первый взгляд, скромная, неприметная. Но эта неприметность была, как оказалось впоследствии, сродни неприметности гоголевской героини, которая «где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется – ого-го!»
Осаду предмета своей страсти она начала примерно так, как и А. Боголепова: сидя на первых рядах зрительного зала, упорно гипнотизировала свой предмет влюблённым взглядом широко распахнутых глаз. Следующим этапом «войны за любовь» стала «случайная» встреча и просьба оказать помощь в безвыходной жизненной ситуации. А потом вдруг – пламенные смс-признания в давней (?!) и, конечно же, вечной любви. Сначала Удав, наверное, тоже был польщён: как же, не прилагая никаких усилий, пробудил романтическую любовь в юном сердце! Но, получив очередное смс-признание, он почти испугался – слишком уж откровенным, на грани бесстыдства было это признание, а вернее, предложение – и прекратил с «юницей» всякое, в том числе и телефонное, общение.
Но не тут-то было: ни смена телефонного номера, ни даже смена места работы не спасло нашего Удава от навязчивого преследования. Екатерина (назовём её так) с несвойственной столь юному возрасту изобретательностью в течение двух лет продолжала вести «войну за любовь»: подстерегала Его в самых неожиданных местах, громогласно заявляла о своей любви к «Димке» (а его так назовём) его родственникам, подсылала к нему домой «визитёрш», подбрасывала в его почтовый ящик свои альковного содержания «стишки». А когда окончательно убедилась в тщетности своих поползновений, решила изгадить «любимому» жизнь, в чём довольно-таки преуспела. Она то звонила его жене, сообщая о мнимых любовницах его мужа, то умоляла отдать его ей, то просто хамила, называя втрое старшую её женщину на «ты». Обращения как в школу, где училась «влюблённая», так и в ИДН результатов не дало. Там только руками разводили: «ничего не можем сделать, разве что побеседовать. Она ведь несовершеннолетняя, к тому же занятия в школе не пропускает, дисциплину не нарушает».
А эта история долго была на слуху, пожалуй, в нескольких районах нашей области.
Шестнадцатилетняя школьница воспылала страстью к отцу семейства и, видимо, достигла успеха. Во время очередного свидания, а вернее, автопрогулки «влюблённые» попали в аварию, в которой отец семейства погиб.
И совсем недавний случай. Десятиклассница (ученица уже не городской, а сельской школы – прогресс!), не мучаясь какими-либо комплексами, прямо на перемене подошла к сорокалетнему учителю: «Иван Пертрович, вы мне нравитесь». – «Спасибо, Таня, ты мне тоже нравишься. – без каких-нибудь задних мыслей ответил учитель. – Ученица ты старательная и способная». – «Нет, вы неправильно меня поняли, – проникновенно глядя в глаза учителя, произнесла школьница, – я хочу вас…»
Про этот эпизод как про одну из причин перехода в другую школу мне рассказал учитель и, вздохнув, добавил: «От таких девиц чего угодно ожидать можно. Ещё могут придумать такое, что до конца жизни не отмоешься. Им же верят, они ж – дети.
Мне захотелось увидеть этого «ребёнка». Увидела. Ничего вызывающего ни во внешности, ни в поведении: ни яркого макияжа, ни развязных жестов.
«Кролики-мутанты», к сожалению, не такое уж и редкое явление в подростковой и молодёжной среде. На их зачаточных размеров совести и чьи-то бессонные ночи, и слёзы, и разорённые семьи, и погубленные собственные судьбы…
Так что это? Врождённая патология или издержки воспитания? А может, какое-либо новомодное течение? Как вы думаете?..
Валентина Кадетова, писатель,
член СПБ
Не буду облекать в словесную оболочку мысли, возникающие у меня при виде пары «восемнадцать – под шестьдесят». Воздержусь. Тем более, что я немного о другом. Об определениях «удав» и «кролик», данные автором статьи таким парам. «Удав» – это, конечно же, он – Опытный мужчина, жаждущий «продлить свою молодость за чужой счёт», а «кролик» – она, наивное юное существо, лёгкая добыча коварного «удава».
Но (обратите внимание!) кто за кем – «удав» за «кроликом» или «кролик» за «удавом» – открывает охоту, кто кого преследует и пытается заполучить? Цитирую А. Боголепову: «Мне было семнадцать, ему хорошо за пятьдесят… Моя первая любовь была похожа на войну. Около года несчастный объект моей страсти жил в осаде, лицезрел мою физиономию на каждом моём спектакле…» и т. д., и т. п.
Многие годы сражалась за возможность быть рядом «со своим Сашенькой» и Ирина Пороховщикова, которая, к несчастью (на мой взгляд), эту войну выиграла.
В случае с А. Боголеповой Опытный Мужчина (читай «удав») избавился от посягательств «кролика», наложив «вето» на встречи и сменив номер телефона. Отверженная долго и горько рыдала и «желала ему всего самого плохого». Но пожелания «самого плохого» так и остались пожеланиями. Ох, как же быстро А. Б. сдалась в этой войне! Поучиться бы ей у героини моей непридуманной истории – кролика-хищника, кролика-мутанта.
Но всё по порядку.
Жил-был Удав. И было ему под пятьдесят. Не звезда, но в творческих кругах личность довольно известная. Внешне обаятельный, коммуникабельный.
А в том же городе рос-подрастал Кролик – школьница неполных шестнадцати лет. На первый взгляд, скромная, неприметная. Но эта неприметность была, как оказалось впоследствии, сродни неприметности гоголевской героини, которая «где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется – ого-го!»
Осаду предмета своей страсти она начала примерно так, как и А. Боголепова: сидя на первых рядах зрительного зала, упорно гипнотизировала свой предмет влюблённым взглядом широко распахнутых глаз. Следующим этапом «войны за любовь» стала «случайная» встреча и просьба оказать помощь в безвыходной жизненной ситуации. А потом вдруг – пламенные смс-признания в давней (?!) и, конечно же, вечной любви. Сначала Удав, наверное, тоже был польщён: как же, не прилагая никаких усилий, пробудил романтическую любовь в юном сердце! Но, получив очередное смс-признание, он почти испугался – слишком уж откровенным, на грани бесстыдства было это признание, а вернее, предложение – и прекратил с «юницей» всякое, в том числе и телефонное, общение.
Но не тут-то было: ни смена телефонного номера, ни даже смена места работы не спасло нашего Удава от навязчивого преследования. Екатерина (назовём её так) с несвойственной столь юному возрасту изобретательностью в течение двух лет продолжала вести «войну за любовь»: подстерегала Его в самых неожиданных местах, громогласно заявляла о своей любви к «Димке» (а его так назовём) его родственникам, подсылала к нему домой «визитёрш», подбрасывала в его почтовый ящик свои альковного содержания «стишки». А когда окончательно убедилась в тщетности своих поползновений, решила изгадить «любимому» жизнь, в чём довольно-таки преуспела. Она то звонила его жене, сообщая о мнимых любовницах его мужа, то умоляла отдать его ей, то просто хамила, называя втрое старшую её женщину на «ты». Обращения как в школу, где училась «влюблённая», так и в ИДН результатов не дало. Там только руками разводили: «ничего не можем сделать, разве что побеседовать. Она ведь несовершеннолетняя, к тому же занятия в школе не пропускает, дисциплину не нарушает».
А эта история долго была на слуху, пожалуй, в нескольких районах нашей области.
Шестнадцатилетняя школьница воспылала страстью к отцу семейства и, видимо, достигла успеха. Во время очередного свидания, а вернее, автопрогулки «влюблённые» попали в аварию, в которой отец семейства погиб.
И совсем недавний случай. Десятиклассница (ученица уже не городской, а сельской школы – прогресс!), не мучаясь какими-либо комплексами, прямо на перемене подошла к сорокалетнему учителю: «Иван Пертрович, вы мне нравитесь». – «Спасибо, Таня, ты мне тоже нравишься. – без каких-нибудь задних мыслей ответил учитель. – Ученица ты старательная и способная». – «Нет, вы неправильно меня поняли, – проникновенно глядя в глаза учителя, произнесла школьница, – я хочу вас…»
Про этот эпизод как про одну из причин перехода в другую школу мне рассказал учитель и, вздохнув, добавил: «От таких девиц чего угодно ожидать можно. Ещё могут придумать такое, что до конца жизни не отмоешься. Им же верят, они ж – дети.
Мне захотелось увидеть этого «ребёнка». Увидела. Ничего вызывающего ни во внешности, ни в поведении: ни яркого макияжа, ни развязных жестов.
«Кролики-мутанты», к сожалению, не такое уж и редкое явление в подростковой и молодёжной среде. На их зачаточных размеров совести и чьи-то бессонные ночи, и слёзы, и разорённые семьи, и погубленные собственные судьбы…
Так что это? Врождённая патология или издержки воспитания? А может, какое-либо новомодное течение? Как вы думаете?..
Валентина Кадетова, писатель,
член СПБ
Обсуждения Валентина Кадетова: Школьницы-совратительницы