Начало поэтического пути

Первые свои стихи я написал в 1960 году, в 14 лет. В школьные годы активно участвовал в работе стенной печати, печатался в комбинатской многотиражке, в местной районной газете. В 10-11 классах отличался завидной производительностью: из-под моего пера выходило большое количество рифмованной продукции – стихи, поэмы, сонеты, дружеские посвящения, эпиграммы и т.д. Однако, как правило, эти труды на поэтической ниве носили подражательный характер, не отличались новизной подхода, собственным, незаёмным взглядом на мир и совершенством формы.

Со временем требовательность к собственным творениям росла, пока не дошла до логического финала, когда после бессонной ночи «на выходе» полностью выкуренная пачка сигарет и лишь одна или несколько строчек. Как у поэта Игоря Шкляревского:

«И вот его бессилье точит, а по ночам сомненье гложет. Но так, как может, он не хочет, а так, как хочет, он не может…». Впрочем, это случилось несколько позднее, ближе к окончанию института, когда позади уже была состоявшаяся небольшая книжица стихов «Зал ожидания», изданная в г. Волгограде Нижне-Волжским книжным издательством в 1968 году тиражом в 5 тысяч экземпляров, когда позади были многочисленные публикации в областных газетах «Волга» и «Комсомолец Каспия» (других тогда просто не было), неоднократные выступления по областному радио и телевидению, перед взыскательными астраханскими любителями поэзии.

В юные годы работы на заводе и учёбы в институте большое влияние на моё творчество оказали занятия в литературной студии «Моряна» при газете «Комсомолец Каспия», руководил которой Николай Ваганов, встречи с поэтами Геннадием Колесниковым, Леонидом Чашечниковым, Нинель Мордовиной, Клавдией Холодовой.

Однако в начале 70-ых годов со всей остротой встал вопрос дальнейшего выбора жизненной дороги: или полностью посвятить себя поэзии, или главным своим приоритетом сделать армейскую службу. Победил второй вариант, чему в немалой степени поспособствовали два обстоятельства: наличие к этому времени семьи, детей и несостоявшийся выход в свет второго сборника стихов. Его «зарубили» и в Волгограде, и в Астрахани. И поделом: качество многих стихотворных произведений явно не соответствовало тем требованиям, которые справедливо предъявлялись к уровню стихов.

Вскачь понеслись годы службы на полигоне ПВО, ежедневные проблемы, хлопоты и заботы, семейные будни.

А стихи рождались не так уж и часто: в год от силы около десятка, а то и меньше. Некоторые вообще писались «в стол», ибо публиковать их в те годы было никак нельзя, поскольку являлись они явно «идеологически невыдержанными». Много пришлось заниматься так называемой «датской поэзией», то есть сочинением виршей, разного рода мадригалов по случаям юбилеев, проводов, свадеб, вручений наград и т. п. Впрочем, это позволяло поддерживать «форму», быть в состоянии боевой готовности.

Когда уволился со службы в начале 90-ых, как-то незаметно для меня самого стали всё больше, всё чаще приходить стихи. Дело пошло довольно неожиданно с февраля 2001 года. Своеобразным толчком послужила передача нашего знаменского радио, в которой участвовали Михаил Тарасов, покойный Геннадий Магеррамов и Олег Гуров. Я восхитился: вот ведь люди делом занимаются! – и тут же позвонил на радио: «Геннадий, давай встретимся!», - мы долго разговаривали у меня дома. После этого как будто открылось второе дыхание.

Когда меня принимали в Союз писателей в Астрахани, я сказал, что представленные стихи – результат последних трёх лет. Мне не поверили: ну, десять стихотворений в год – это максимум. «Строчкогонство!» - говорил Борис Свердлов. А у меня их в 2001-2005 годах было ежегодно под сто. Шли они сами ко мне, одно за другим. Такое впечатление, что навёрстывались годы молчания…

Многое позабылось, а некоторые картинки прошлого до сих пор почему-то ярко стоят перед глазами.

Школьником - десятиклассником робко и несмело предстал я пред очами Николая Ваганова, работавшего в то время журналистом в «Волге» или «Комсомольце Каспия». Листал Николай Васильевич, листал мою чёрную общую тетрадь, вглядываясь в корявый почерк, выискивая в этой рифмованной навозной куче жемчужные зёрна, трудился полчаса, а то и больше. Нашёл пару-тройку стихов, другие удачные строки в обширной продукции, очень обрадовался. А потом ещё долго внушал мне, что необходимо уходить от книжности, подражательности, писать искренне о том, что на самом деле волнует и мучает. Ушёл тогда я от него и огорчённый, и одновременно полный желания доказать ему, всем окружающим и себе самому, что могу и лучше.

А за год-два до этого приезжала к нам в Оранжереи Лина Казакова, работавшая радиожурналистом в Астрахани. Стихи писала, чуть позднее сборники стихов печатала. И побывала в нашей школе, где ей и меня представили, совсем юного, смущающегося автора, тискавшего к тому времени свои первые вирши в нашей комбинатской многотиражке «Заря Октября» и районной газете «Северо-Каспийская правда». Познакомились. Просмотрела она моё «творчество», что-то одобрительное и напутственное говорила, что-то советовала. Порекомендовала писать о школьной жизни, в том числе и в прозе, присылать свои материалы на радио. И убыла восвояси, а я остался, обнадёженный и потревоженный…

С Николаем Вагановым наши пути-дороги впоследствии пересекались ещё не раз. Регулярно посещал я литстудию, о которой речь шла чуть выше. Умело и интересно Николай Васильевич вёл занятия, знакомил с новинками и новостями, профессионально и доброжелательно разбирал поэтические опыты студийцев, вовлекая всех присутствующих в общую дискуссию.

«Моряна – иногда употребляющийся термин для обозначения ветра, дующего с моря на берег. Там, где море мелководно и берега отлоги, моряна вызывает повышение уровня моря…». Так говорилось в БСЭ – Большой Советской Энциклопедии. Да, моряна – это ветер с моря, наш исконный рыбацкий ветер, приносящий каспийским рыбакам чаще всего радость ловецкой удачи. Литературная «Моряна» стала для меня живительным ветром поэзии, туго надувающим парус судьбы, радостным местом встречи с единомышленниками, с более опытными людьми, приобщающими меня к миру прекрасного.

На страницах молодёжной газеты появились тогда регулярные выпуски литературного альманаха «Моряна», в котором публиковались стихи, рассказы, очерки, фельетоны, басни, критические статьи. Сохранил с тех времён пожелтевшую страничку с первым выпуском того альманаха. Это год 1964-ый. Во вступительной врезке, в частности, говорилось:

«…Мы представляем вам и трёх участников недавнего областного семинара молодых литераторов – техника-строителя Клавдию Холодову, журналистов Николая Ваганова и Виктора Овчарова. Руководитель семинара – большой русский поэт Виктор Боков, приезжавший для этой цели из Москвы, дал высокую оценку творчеству Николая, Клавдии и Виктора. Наша газета, дававшая «зелёную улицу» творчеству этих ребят, надеется, что они вскоре станут настоящими поэтами.

В этом выпуске мы печатаем и новые стихи Гены Ростовского, слесаря судоремонтного завода имени X годовщины Октябрьской революции. Геннадию 18 лет. В этом году он окончил среднюю школу посёлка Оранжерейного Икрянинского района и вот теперь стал рабочим. В его стихах ещё много несовершенного, подражательного, и всё-таки они хороши. И, если Гена так же серьёзно будет работать над собой, он наверняка добьётся успеха»…

Зимой 1963-64г.г. (работал я тогда слесарем-судоремонтником на «десятке») на первом этаже общежития моряков «Каспара» открылось при содействии комсомола молодёжное кафе «Бригантина», которое, правда, просуществовало недолго. Одно из первых мероприятий, проведённых в нём, было посвящено поэзии, гостем был Николай Васильевич и другие астраханские поэты. По окончании поэтического вечера гости убыли по домам, а Николай остался с ночёвкой, настолько ему понравилось наше общество, гостеприимство и хлебосольство. Да и отяжелел он изрядно к тому времени после принятого «на грудь». А добираться поздно ночью домой ему было далековато. Так что уговорили поэта дорогого, ещё несколько часов тесно пообщались…

«Бригантине» недолго было суждено плыть по бурным водам житейского моря. Через несколько месяцев тихо и незаметно пошла она ко дну. Сколько в ней мероприятий ни организовывали, всё в конечном счёте сводилось к банальной пьянке. После одной из них, закончившейся мордобоем, кафе и прикрыли…

В педагогическом институте во второй половине 60-ых годов Николай организовывал после занятий «философские среды», «шахматные четверги», «поэтические пятницы». В читальном зале собирались любители поэзии, главным образом с литфака. Звучали стихи К. Симонова, Э. Багрицкого, Э. Межелайтиса, П. Элюара, выступали Михаил Луконин, Анатолий Жигулин, Юрий Кочетков, Лилия Мернова, Юрий Окунев. Помню, одна из пятниц была посвящена современной поэзии, тема была сформулирована примерно так: «За что мы любим современную поэзию и что нам в ней не нравится?» Всё это помогало нам, студентам, вырабатывать свои взгляды на литературу, учило мыслить, отличать подлинное искусство от поддельного, а главное, - воспринимать поэзию как руководство к действию, а не «предмет», который нужно учить и сдавать…

Много лет утекло с тех пор. И вот мы, постаревшие, встретились с Николаем Васильевичем в начале нового века в Астрахани у памятника Пушкину на подведении итогов второго областного поэтического конкурса «С Тредиаковским – в XXI век!». Обнялись, расцеловались, расчувствовались, вспомнили былое…. Подарил я ему свою новую поэтическую книжку, где в качестве автографа поместил такое шуточное четверостишие:

Жизнь моя была б совсем поганою,
Если бы не знал я, что ты есть –
Николай Васильевич Ваганов –
Астрахани совесть, ум и честь!..

Этим самым «отомстил» за ту эпиграмму на меня, студента пединститута, что он написал и опубликовал в 60-ых в «Комсомольце Каспия»:

Я – астраханский, я – Ростовский,
Оранжерейненский, точней.
Дождусь; возьмёт журнал московский
И выйду из учителей.

Знаменитостью Астрахани, настоящим неформалом своего времени в 60-ые годы был Геннадий Колесников. Писал и печатал прекрасные стихотворения. Особенную популярность он приобрёл после того, как по всему Союзу запели песню «Тополя» композитора Г.Пономаренко на его стихи, ставшую неофициальным гимном города.

Написал он эти строки, лёжа на больничной койке. Думал, может быть, в какой-то момент, что уже и не выкарабкаться. И потому, видно, появились такие слова:

Тополя, тополя, старой дружбе верные,
Я теперь к вам уже не вернусь, наверное.
Далеко ухожу, в сердце вас уношу,
Ваш весенний волнующий шум…

Тщедушный, худой, невысокого росточка, горбатенький, был он по характеру очень экспансивный, шебутной. «Шумел» в ресторанах, попадал (вляпывался) во всякие истории, некоторые из которых оканчивались 15 сутками ареста с отработкой на общественных работах (помните, как в кинофильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»).

В книге "2 х 20 или 40 счастливых лет", написанной М. Кусургашевым, прочёл знакомую мне историю, звучащую примерно так:

Геннадий любил рисковать. С астраханским милицейским начальством у него сложились весьма неровные отношения. Милиция смотрела сквозь пальцы на некоторые вольности в поведении молодого поэта. Ему прощались многие шалости. Но после одного из вызвавших громкую огласку скандалов стражи общественного порядка решили проучить своевольного земляка, и Геннадий получил пресловутые "пятнадцать суток". Однажды досталось ему убирать пляж, добраться куда можно было только на лодке. Привезли строптивца, дали метлу и уселись в кустах в ожидании окончания работы. А он, надо сказать, телосложения хлипкого, что называется метр с кепкой, умудрился спрятаться под сидением одного из соседних рыбацких яликов и был таков. Перебрался на другой берег, вышел на проселок и на попутке дал дёру подальше от родного города. С грехом пополам добрался до Ростова, одолжил у знакомых ребят из областной молодежной газеты деньги и улетел в Кишинев, где Центральный Комитет комсомола проводил совещание молодых литераторов. А в Астрахани милиция в это время стояла на ушах. Была объявлена чуть ли не премия за поимку беглеца. Взыскания сыпались направо и налево. На карту была поставлена честь астраханских сыщиков, поскольку весь город смеялся над незадачливыми стражниками. И нетрудно представить всю палитру эмоций милицейского начальника, когда в один из вечеров увидел тот на экране телевизора улыбающуюся рожу Колесникова, принимавшего участие в передаче о кишинёвской встрече молодых дарований, и услышал от Геннадия слова привета своим землякам и в том числе доблестным блюстителям общественного порядка…

Недавно в Интернете на литературном сайте А. Ольшанского встретил один любопытный эпизод. Автор рассказывает о пребывании делегации творческих работников в Финляндии. Фигурируют в этом эпизоде сам А. Ольшанский, поэт Валентин Сорокин, певец Евгений Райков:

«Гуляем по Хельсинки. Сорокин рассказывает мне и Райкову историю парадной машины Геринга. После войны ее подарили Ворошилову, тот отдал какому-то генералу. В конце концов, машина оказалась в Саратове, где ее приобрел поэт Геннадий Колесников, автор песни «Тополя», который, будучи горбуном, мечтал ездить на большой машине, чтобы рядом сидела красавица-блондинка и собака. И когда он катил на ней, то все милиционеры, оторопев, отдавали ему честь. Потом за бесценок Колесо, как его называли все друзья, толкнул машину кому-то, и теперь она пылится в каком-то саратовском гараже…».

Деньги у Геннадия в карманах не задерживались. Было всего лишь два варианта: то густо, то пусто. Преобладал, разумеется, второй вариант. Когда рубли приятно шелестели в карманах, они за несколько дней просаживались в компаниях друзей и приятелей или за биллиардным столом. За исполнение «Тополей» певицами и певцами в платных концертах шли ему одно время неплохие гонорарные отчисления. В тогдашнем ежегоднике «День поэзии» (редактором был Василий Фёдоров, весьма известный поэт) напечатал Геннадий с десяток стихотворений. Больше, чем кто-либо другой. И получил солидную пачку банкнот, коими победно потрясал перед моим студенческим носом. А через неделю-другую, встреченный в центре Астрахани на улице Кирова, просил купить ему пирожков, так как кушать очень хотелось…

Затащили как-то мы, студенты литфака, Геннадия к нам в общежитие на Халтуриной (там сейчас размещаются студенты иняза), весьма творчески провели субботний вечер и полночи за столом, заставленным обычными атрибутами подобных мероприятий: консервами «Килька в томатном соусе», плавлеными сырками «Дружба» и батареей бутылок с дешёвым вином. Читали стихи, говорили о местных событиях и состоянии современной поэзии. Геннадий вдохновенно верховодил, смешил, делился сокровенным. Вслух мечтал о том времени, когда у него будут дети. «В школу я их не отдам, там сплошной формализм и начётничество. Буду сам учить и воспитывать на примере лучших образцов мировой культуры и искусства». Тут же цитировал Шекспира, Достоевского, Пушкина, кого-то ещё…

В «Комсомольце Каспия» в описываемый период появилась хорошая традиция: периодически, раз в несколько месяцев, печатать книжечку местного поэта. Печаталась она внизу всех четырёх газетных полос. Потом можно было её вырезать, сложить в гармошку – вот вам и книжка. У меня сохранился номер газеты от 16 марта 1967 года (тираж 35 тысяч экз.) с моим «Залом ожидания». Редактором был Н. Ваганов, а предисловие написано Г. Колесниковым. Смотрю на пожелтевшие газетные страницы. Некоторые свои стихи и перечитывать не хочется, настолько они слабенькие и наивные. А вот маленькое предисловие, написанное Г. Колесниковым, приведу с удовольствием. Сказал он напутственные ободряющие слова начинающему автору, сказал авансом, и за это я ему благодарен:

«Мне было приятно познакомиться со стихами моего тёзки Геннадия Ростовского, студента Астраханского пединститута. Он молод и поэзия его молода. В ней есть доброта и взволнованность, очень необходимые для успешного начала. Мудрость и мастерство встретятся в пути.

Астраханские края поэтичны сами по себе. И тем более радостно представить читателям «Молодёжки» новое имя.

Думаю, что среди любителей поэзии Геннадий Ростовский найдёт своего чуткого, благодарного и взыскательного читателя».

12 марта 2007 года исполнилось 70 лет со дня рождения Г. Колесникова, которого нет уже в живых. Мне думается, что как поэт он до сих пор недооценён. Столько у него замечательных стихов – лиричных, проникновенных, трогающих душу…
×

По теме Начало поэтического пути

Великое начало бесконечного пути

Янтарный день готовился ко сну. Последние штрихи вечернего солнца несмело пытались проникнуть в маленькое оконце. Безликие, белые стены под летними лучами уже не навевали прежней...

Путь

I. Слово "путь" можно считать самым таинственным, самым удивительным и самым волшебным. Ведь именно в пути с людьми случаются всякие необычные приключения. Только в пути происходят...

Путь странника

Жил на свете один человек. С самого детства он мечтал странствовать и познавать что-то новое. Став достаточно взрослым он решил покинуть свой родительский дом и отправился...

Путь

Кто не останавливается в Пути (есть в Душе запасы силы в Жизнь) Тот никогда не теряет - преображаясь на своём Пути к Жизни.. Чистое сердце - делает Путь - в Жизнь открытым.. Всьо...

Путь любви

Первый шёл дорогой служения, соблюдая все ритуалы и заповеди неукоснительно, каждую страницу, строчку, буквы все и знаки препинания книги своей священной почитая, как слово...

Путь отшельника

С незапамятных времен Тибет притягивал умы ученых и мистиков со всех концов света. Лабсанг Рампа по сути является единственным человеком, который смог прикоснуться к тайнам Тибета...

Опубликовать сон

Гадать онлайн

Пройти тесты