Вот научился ребёнок ползать.
Уложила нянь Фрось его спать в тихий час. Сама то-ли в магазин, то-ли к соседке за солью отлучилась. А на плите в ковше с длинной ручкой молоко греется, видимо для каши-малаши.
Ребёнок знал, что молоко няне доверять нельзя. Вечно оно у неё куда-то бежит, шипит, горит, неприятно пахнет, и каша с него невкусная.
Уложила нянь Фрось его спать в тихий час. Сама то-ли в магазин, то-ли к соседке за солью отлучилась. А на плите в ковше с длинной ручкой молоко греется, видимо для каши-малаши.
Ребёнок знал, что молоко няне доверять нельзя. Вечно оно у неё куда-то бежит, шипит, горит, неприятно пахнет, и каша с него невкусная.
Пришлось срочно проснуться, перемахнуть через краватное ограждение, ползком влезть на табурет и самой там всё проконтролировать. "Батюшки", (в подражание няниному сленгу). А пенная шапка уже вздувается, но секунда в запасе есть. Ага, чайная ложка! Нужно ею поковырять, помешать, тогда не сбежит.
Ложечка готова уже влезть в кастрюлечку. Страшно, но отступать некуда. Нужно спасать молоко, плиту, няню. Уф! Слава тебе Господи, (опять в подражание...) легка на помине, мчится. Выключателем повернула, молоко спасено, малышка с плитой тоже. И от неминуемого расставания со мной любимой, бабуся спасена. Нянек было много. Одиноких женщин без кола и двора, с пенсией в шестнадцать рублёв. И много их прошло через мои детские ручонки. Запомнилось почему-то Юль Францевна, тёть Груня, тёть Маруся, тёть Катя - эта тоже чего тольк не повидала на своем веку, оккупацию и подённые работы в фашистской Германии. Но ближе Ефросиньи Ивановны Журкиной у меня не было друга, наставника, и просто любящей и преданной души.
Ложечка готова уже влезть в кастрюлечку. Страшно, но отступать некуда. Нужно спасать молоко, плиту, няню. Уф! Слава тебе Господи, (опять в подражание...) легка на помине, мчится. Выключателем повернула, молоко спасено, малышка с плитой тоже. И от неминуемого расставания со мной любимой, бабуся спасена. Нянек было много. Одиноких женщин без кола и двора, с пенсией в шестнадцать рублёв. И много их прошло через мои детские ручонки. Запомнилось почему-то Юль Францевна, тёть Груня, тёть Маруся, тёть Катя - эта тоже чего тольк не повидала на своем веку, оккупацию и подённые работы в фашистской Германии. Но ближе Ефросиньи Ивановны Журкиной у меня не было друга, наставника, и просто любящей и преданной души.
Обсуждения Контроль за молочно-пенными шапками