Колесо времени

Книга 3 Колесо времени
Часть 1

Необычная лестница

«Ходить по лестнице мироздания занятие не из лёгких, особенно, если ног под собою не чуешь. Хотя и здесь всё бывает не так однозначно, случаются разные варианты», – учёный нажал последнюю клавишу клавиатуры и задумался. Его дом претерпел в недавнем прошлом трансформацию и с фасада имел вид квадрата с перевернутой галочкой над ним. Квадрат этот был поделён на клеточки и в свою очередь выглядел, как матрица, количество ячеек которой зависело от выбранного масштаба. Самый простой был четыре на четыре. И еще, если присмотреться, то можно было обнаружить запакованную послайдовую глубину каждой ячейки. А если проникнуть в эту матрицу, то открывался целый мир… Но это, когда все квадратики были заполнены…

Ученый ощутил спиной, а затем услышал ушами, что по дороге кто-то приближается. И, распознав знакомые вибрации, улыбнулся.

– Если бы ты знал, как я рад тебя видеть, Серый. Каждое твоё посещение заканчивается для меня очередной перестройкой. – Ученый обернулся и посмотрел на Алима. – Пойдем в дом, – добавил он, все так же хитро улыбаясь, – или у тебя, как всегда, срочное дело?

– Было время, помню, ты скатерть расстилал, приглашал отдохнуть с дороги, а теперь вон, тоже осовременился, остепенился, ноутбуком пользуешься. А ведь любопытное название «новый бук», – вдруг принялся рассуждать Серый, и по нарочито неспешной речи и сияющему выражению глаз его было заметно и то, что ему нравится иметь облик Алима, и то, что он понимает, как облик ученого тоже нравится его собеседнику. – Оно постоянно напоминает тебе о прежнем жилище, не правда ли? Ведь бук ничем не хуже, чем дуб, одно ведь семейство, – закончил он фразу.

– Да тише ты, догадливый какой. Нечего выдавать чужие секреты. – Ученый оглянулся по сторонам. – Видишь ли, когда я проник в ее очередной секрет, она снова заставила меня работать на себя в обмен на предоставленное мне право иногда отдыхать на даче. – Пойдем, покажу.

Они обошли куб, и Серый посмотрел на него с обратной стороны. Это и впрямь был роскошный бук. И крыша-галочка на нем обернулась на настоящую галку.

Ученый расстелил скатерть, предложил жестом присесть, и спросил:

– Может, в шахматишки, как прежде?
– Да нет, я действительно на минутку, – с сожалением произнес Серый, – хотел предложить тебе составить мне компанию в одном путешествии, которое я себе наметил без согласования с Алимом: хочу ему сделать сюрприз.

– Ты уверен, что ему понравится твой сюрприз, и, вообще, что тебе долго удастся скрывать свои похождения? – засомневался кот.

– Не похождения, а научные изыскания, – поправил его Серый. – В общем, смотри, как хочешь. Я хочу побегать по этажам мироздания и поосмотреться, что к чему. Если с научной точки зрения тебя это интересует, присоединяйся. Вдвоем веселее, да и безопаснее. – Серый посмотрел на море, почесал за ухом и вздохнул. – Хорошо у тебя тут, спокойно, но мне это напоминает прежнюю бессмысленную, в определенном понимании этого слова, жизнь. – И вернулся на лицевую сторону, снова обретя облик Алима.

Ученый последовал за ним, тоже преображаясь при этом. На маленьком столике по-прежнему лежал раскрытый ноутбук с набранным текстом. Ученый присел и добавил в текст: «Например, хождение группой. Ведь шестую расу отличает индивидуальная выраженность в групповом восхождении». Он задумался и произнес вслух:

– И ног не чуя под собою, не стадом, дружною гурьбою, по бесконечным этажам, учились мы то тут, то там Отца собою выражать… Давно ли было то? Как знать…

Ладно, Алим, зови меня Алексом, а то все: ученый да ученый, как будто у меня имени нет. Только ведь я пытался ступить на эту манящую лестницу: так ведь ноги деревенеют с первым же шагом, со вторым становятся каменными, а на третьем становишься просто следом-пятном. Я потом самососкабливанием еле вернулся обратно. В другой раз, я пронесся, не чуя ног, по нескольким пролетам лестницы, и, видимо, то, что я ее не касался, спасло меня от трансформации, но зато все двери были закрыты, и я не смог к ним даже прикоснуться, потому как рук тоже не ощущал. А ты говоришь: «путешествовать».

– Не боись, Алекс, одна голова хорошо, а две лучше. Главное, что ты согласен. Все, мне пора. – Серому явно понравилось, что ученый отождествлял его с Алимом.

Алим проснулся, опять не запомнив сна. Только смутное осознание: будто он пытался подняться по какой-то лестнице, а ноги не хотели его слушаться, и он передвигался с большим трудом, используя при этом силу рук. Он не понимал, почему так происходило и почему его не покидало желание все-таки подняться по этой лестнице. Вроде бы ему никто не запрещал этого делать, но в то же время кто-то давал понять, что он еще не готов. И еще было такое чувство, что за его спиной что-то происходит, и звучащая в голове фраза: «Без прикосновения нет полноты ощущений, и возникает чувство незавершенности и пустоты непривычной бестелесности» не давала ему покоя. Кто-то был рядом во время путешествия, и этот кто-то о чем-то говорил. И никаких зацепок за реальность.

Попутчик Алима, к его удивлению, выходил на той же остановке, что и они с Милой. Алим его явно чем-то заинтересовал, и физик оставил ему свою визитку с предложением позвонить, если тема организации пространства и времени действительно Алима интересует. При этом он посмотрел так, будто ответ был уже предопределен. И Алим уже в который раз задался вопросом: почему всякий раз, когда он считал, что поднялся на ступень выше в своем развитии или движении вперед, горизонт не становился ближе, а, наоборот, обязательно происходило нечто, указывавшее на существование вопросов куда более серьезных, и людей, куда более искушенных в них. И он, будто сброшенный с пьедестала, снова становился первоклашкой и облекался в ученическую одежду. Вот уже точно, жизнь – это постоянная учеба, ведь не случайно чело переводится как ученик.

С возвращением

Мила собралась в гости к Саше. Решение это хотя и было естественным в стремлении продолжить общение, но перешло в стадию реализации благодаря всего лишь одному телефонному звонку, образовавшему временную нишу в ее планах. Раздался этот звонок совсем неожиданно в кармане у Алима, когда они только отошли от здания вокзала, только вдохнули воздух родного города и еще даже не успели определиться, что будут делать дальше и когда покажутся в «Литературном мире».

– Алло, – растерянно произнес Алим, недоумевая, кто бы это мог ему позвонить: номер его телефона практически никто не знал.

– Это Алим? Простите, вас беспокоят из «Литературного мира». Инна меня зовут. Я не смогла вчера дозвониться. У меня для вас всего два сообщения. Первое: вас сегодня ждут к двум часам дня. И второе: не могли бы вы передать Людмиле, вашей преемнице, что у нее до первого числа отпуск в связи с производственными, так сказать, обстоятельствами. Вас это не затруднит? – Алим немного замешкался с ответом, и в телефоне нетерпеливо послышалось, – алло, вы меня слышите?

– Да, да, – наконец переключился Алим со своих размышлений на диалог, – буду, передам.

На этом общение по телефону закончилось. Мила вопросительно смотрела на Алима. Алим вопросительно на телефон.

– В общем, у тебя каникулы до сентября, а мне в два часа надо быть на работе.

– Вот, значит, как. Не могли раньше позвонить. Саша в гости приглашала, а я сказала, что надо срочно на работу. Теперь, выходит, могу поехать. Сегодня же ей позвоню, вот только отдохну с дороги. А тебе надо спешить. Вот и планы без нас составлены, – улыбнулась она не совсем радостно, и Алим, немного оправдываясь, попытался сгладить появившееся напряжение.

– Везет тебе, я бы тоже еще пару дней отдохнул, а у тебя целых две недели. Зато схожу, узнаю, какие там новости, и обязательно перезвоню.

– А что, зайти уже не хочешь?
– Зайду, конечно. Это я никак не отойду от той сказки, в которой мы жили последние дни.

– Неизвестно еще, что нас ждет впереди. Может, и право начальство, что дало мне время на адаптацию. Вообще-то, им виднее. Ну, беги, а то у тебя времени мало. – Мила притянула Алима вплотную к себе. – Поцеловать-то можешь, а то уже весь в работе…

В два часа Алим был в приемной Фаины, только вместо нее там была другая девушка, и она с интересом, как музейный экспонат, рассматривала Алима. Казалось, что если бы было можно, то она повертела бы его в руках.

– Так вы и есть мастер Алим. А я ожидала, что вы выглядите старше. На такой ответственной работе. Везет же людям. А мне вот только бумажками разрешили заниматься. Проходите, вас ждут.

– Можно было и на «ты», – покраснел Алим. – И ничего выдающегося я не сделал. Просто попадаю в разные истории и пытаюсь из них выкрутиться, как могу. – Он еще хотел спросить, где Фаина, но передумал и направился в уже знакомый ему кабинет.

– С возвращением, Алим, присаживайся. Как съездили на море? Ладно, можешь не рассказывать. Отчет сдашь в аналитический отдел, хотя там и так уже занимаются анализом вновь открывшихся обстоятельств, но документ нужен, может, еще какие нюансы всплывут из пучин морских. Но главное другое: неожиданно появившийся интерес к тебе одной, весьма проблемной конторы. У них немного другой подход к работе и другое мировоззрение, но они занимаются вопросами весьма близкими к интересующим нас, и результаты их весьма достойны внимания. Только вот иногда они заходят в тупик и обращаются к нам за помощью. Возможно, это, а, может, и еще какие неизвестные даже нам основания послужили появлению настоятельной рекомендации отдела, называемого «комната сто двадцать восемь». Тебе это может показаться шпионскими играми, но в действительности все не так. Просто тебе предлагается поработать у них, сохраняя при этом статус сотрудника «Литературного мира», причем без каких бы то ни было ограничений, кроме твоего личного и осознанного приятия данного предложения. Осознанного в основном потому, что в нем велика степень риска. А, в общем, это примерно, как стажировка за границей, только за границей принятых у нас методик и технологий, но все равно в рамках тех же стандартов и законов.

– Если я правильно понял, – произнес Алим после паузы, – вопрос касается пространства и времени, а также предложения, сделанного мне в поезде. И конкретизации задания не будет, поскольку эта конкретизация и будет моим заданием, а еще и потому, чтобы его невозможно было сканировать с меня. И единственное, что я должен, так это на глубинном уровне оставаться работником комнаты сто двадцать восемь, в которой я даже ни разу не был.

– И, тем не менее, до твоего понимания уже дошло, что работа эта не предполагает так называемого отрыва от производства, а за десять дней своей жизни в новом статусе ты укрепил свои позиции не только ученика, но и достойного работника.

Я рад, что мы понимаем друг друга, и это, собственно, все. День на отчет, день на адаптацию, я так полагаю, послезавтра тебе можно встретиться с физиком. А там, как всегда: на пределе возможностей.

Куратор улыбнулся. Алим понял, что беседа, и на этот раз обозначившая свою тему всего несколькими штрихами, окончена. Точно так же можно было посидеть, пару раз перекинуться взглядом и откланяться. События все равно развернутся лишь по им самим известному сценарию. Вот только соображать пришлось бы дольше.

Мила обрадовалась столь быстрому освобождению Алима от дел.

– Хорошо, что ты зашел, Алим, а то я завтра еду к бабушке, а оттуда прямо к Саше. Рассказывай, давай, что за секретное задание ты получил, что меня даже в отпуск отправляют, чтобы я не мешала? – встретила она его новостью и вопросом.

– Объяснили, что наши приключения не случайны. Это, оказывается, все в порядке обучения и в рамках нашей работы. Теперь надо написать отчет мне, как старшему группы, и приступить к стажировке в одном НИИ. Но что там и как, я узнаю только послезавтра. Обещали, что теперь все только начнется, а раньше были просто игрушки. – Алим говорил все, что приходило в голову, зная: Мила все равно не очень поверит в то, что ему самому ничего толком не объяснили. – Вот и получилось у меня: с корабля на бал, а еще отчет писать, – жаловался он, отпивая понемногу чай.

– Ты ведь не хочешь сказать, что работе будешь уделять времени больше, чем мне? – оказывается она думала совсем о другом. Но и на этот вопрос Алим не мог ответить с полной уверенностью даже себе.

– Когда время проявляет себя нелинейно, трудно бывает сказать, откуда оно появляется и куда уходит его большая часть, – уклонился он от ответа.

– Зато я знаю, – оценила ситуацию Мила, – вот сейчас тело твое находится у меня в гостях, а все остальное на работе, и здесь вряд ли появится. Ладно, так и быть, на время моего отсутствия можешь целиком отдаться работе. Только технику безопасности соблюдай. Иди уже, пиши свой отчет, – и она обняла его, чтобы потом отпустить…

Отсутствие юмора

Звонок по оставленному физиком номеру телефона дал вполне предполагаемый результат. Место и время встречи были обозначены, и Алим сначала почувствовал себя суперагентом, а затем осознал свое легкомыслие и абсолютную неготовность. Слишком много ненужных мыслей, не подобающих статусу мастера. Поэтому, прежде чем отправиться в новое приключение, он устроился удобно в кресле и вернулся к беседе с куратором.

Кабинет проявился сразу, но диалога не получилось, только взаимно изучающие взгляды. Лицом к лицу, и безмолвие, и отрешенное состояние опустошенности после выхода из беззвучной практики. Только согревающая насыщенность каждой клеточки тела, перешедшей на степень готовности номер один. Алиму даже показалось, что это уж слишком, хотя кто его знает, что за неизвестность его ожидает.

Встреча была назначена в центральной части города, возле универсама. На встречу пришел уже знакомый Алиму физик. Поздоровавшись, он предложил проследовать за ним. Совсем недалеко, как он выразился. На соседней улице их ждал автомобиль с тонированными окнами и салоном, отделенным от водителя. Окна не просматривались не только снаружи, но и изнутри.

Минут через пять они остановились и вышли на крытой парковке возле металлической двери с магнитным замком. Физик набрал код, и дверь открылась. Алим ощутил, как его втянуло невидимым потоком, и он вошел, отметив при этом появившуюся ватность в ногах. Лифт, которым они воспользовались, проделал несколько странных перемещений, как показалось, не только вертикальных, но и горизонтальных, и вскоре, покинув его, они оказались в небольшом холле с несколькими дверьми.

– Тебе сюда, – указал физик, молчавший всю дорогу, на дверь с надписью: «Лаборатория Клей ПВА».

Он приоткрыл дверь и, мягко подтолкнув в нее Алима, закрыл ее за ним. За дверью был небольшой кабинет с мягкой мебелью, обтянутой кожей. Журнальный столик, живой уголок с комнатными растениями и аквариумом. Возле них стоял средних лет мужчина. Лицо его не выражало никаких эмоций. Эдакая пластичная маска, существовавшая независимо от ее носителя. В стене рядом с живым уголком была еще одна дверь.

«Да, уж попал, так попал», – подумал Алим, и мужчина заговорил:

– Все не так таинственно и мрачно, как может показаться на первый взгляд. Просто в целях твоей же безопасности, до того, как ты пройдешь первичный тест на профессиональную пригодность, для тебя справедлива формула: меньше знаешь, лучше спишь. По крайней мере, если ты проснешься где-нибудь на скамейке в парке, то даже сам не поверишь, что с тобой что-то произошло.

Пока все, как в той игре, начинается с вопроса: играешь или нет? Но по мере прохождения уровней допуска будут расти и твоя перспектива, и твоя ответственность, и масштаб возможных последствий твоей деятельности, в том числе и для тебя. На скамейке в парке или в купе вагона был нулевой уровень. Тебя никто ни о чем не спрашивал, и ты никому не был нужен. Сейчас всего лишь первый уровень и первый вопрос: играешь или нет?

Алим почувствовал, как по телу прокатилась колючая волна, но безмолвный взгляд куратора, который, оказывается, до сих пор сохранял свой голографический отпечаток на одном из уровней его подсознания, восстановил безмятежную гладь в душе каждой его части, и он отдался на волю согласованности в их работе. Алим растворился в своем Мастере, в таком же его безмолвии, отметив, как растаяли при этом воспоминания о кураторе, вместе с его прощальной одобряющей улыбкой.

– Разве не подтверждает то, что я здесь, мою готовность говорить «да»? Хотя, если это такое правило, я говорю: «Играю», – Алим понял, что расплылся в глуповатой улыбке, но в это время вторая дверь плавно раскрылась, приглашая войти в находящуюся за ней кабинку, и не представившийся собеседник Алима продублировал данное приглашение жестом.

Алим, ничего не спрашивая, прошел в кабинку, мужчина за ним, и когда дверь закрылась, кабинка пришла в движение. На панели высветилось ДНК 1, затем ДНК 2, затем замигало ДНК 3, затем четыре, и кабинка остановилась.

– Приехали, – с еле уловимым удивлением произнес мужчина и пропустил Алима в открывшуюся дверь. Тот оказался в таком же кабинете, как и до этого. Сопровождающий за ним не последовал. Дверь закрылась.

– Присаживайся в кресло, – услышал он женский голос и, обернувшись, увидел, судя по всему, хозяйку кабинета. Мы немного побеседуем о предстоящей работе, заодно познакомимся и попьем чайку, если ты не возражаешь, Алим. Меня зовут Елена Николаевна.

– Очень приятно, – обрадовано произнес Алим, – а то какие-то шифрованные все сегодня, напускают таинственности, как будто готовят ко встрече с представителями инопланетной цивилизации. Я такое видел в фантастических фильмах. Неужто, думаю, и мне такая возможность представится?

Елена Николаевна приятно улыбнулась, ставя перед Алимом чашечку с горячим чаем. Поставив вторую чашечку на другом краю стола, она присела напротив.

– Бывают люди разной подготовки, – начала она разговор, – бывают самородки от рождения, бывают ограненные самородки, бывают и подделки.

Каждую фразу она говорила раздельно, даже с небольшой паузой, и смотрела то в упор, то сквозь Алима, как бы сканируя его. Но делала она это очень тонко, так, что Алим и не заметил бы, если бы не менялось какое-то особое, потревоженное этим переключением состояние поверхности кожи его головы, и не разливалась при этом по всему телу упругая густота.

– «Ю», «ч», – неожиданно включился он в разговор, – юмор человеческий, а, может, чувство юмора, вернее, его отсутствие, которое как раз приводит к пространственно-временной аномалии, неконтролируемой. Такие две безобидные буковки. А столько проблем. Вы это хотели услышать?

– А, бывают, и не требующие огранки, – она как бы закончила по инерции свое размышление, стараясь не дать проявиться тревожащему непониманию, и это дало ей необходимое время, чтобы взять себя в руки. Уже улыбнувшись, она продолжила:

– Если окажется, что это именно то, что мне надо было услышать, то ты зачислен в штат с допуском восьмого уровня без всяких дурацких формальностей. Глупых, – поправила она себя, нет, все же оправданных. А теперь, ввиду еще отсутствующей сонастройки, поясни.

Она ожидала пояснений, и теперь взгляд ее стал вполне адекватно-физичен и выражал неподдельное любопытство.

– Просто ваш сканирующий взгляд вернул меня к началу пути по вашим лабиринтам, и я вдруг подумал, а что если название лаборатории «Клей ПВА» – это просто конспиративно-сокращенное, аббревиатура. Ведь ваш профиль – пространство и время. Стало быть, здесь вполне уместна лаборатория ключей пространственно-временной активации. Но я немного знаком с вирусными пространственно-временными программами, вернее, с некоторыми предпосылками их активации. Так вот, среди них есть такое правило: исключение позволяет исключать. А дальше просто логическая цепочка. Исключив «юч» вы открыли лазейку вирусам. Например, пишется программа: «юч» – как сокращение от «юмор человеческий», а тот в свою очередь является способностью иметь иной взгляд, не быть зацикленным. Стало быть, подобное исключение позволяет ограничить рамки видимого, да еще и зациклить… дальше не буду продолжать. И если это все несущественно в макро-грубых вопросах, то в микро-тонких, а, тем более, при переходе в иномерность, может быть весьма существенно и обернуться катастрофой. Аббревиатура вообще не допустима в таких делах. Вы просто можете попасть не по тому адресу. Надеюсь, работая здесь, вы понимаете что «юч» – это и есть секретная часть в слове ключ.

– Да, но ведь вся эта конспирация только для внешних уровней, в самой лаборатории все это учитывается, или ты хочешь сказать…

– Вот именно. Один след не заметен, но множество следов по одному маршруту уже становятся тропой видимой даже издалека. Хотя в идеальном пространстве виден и один неидеальный след. Кстати Допуск-Нелинейный-Контроль, сокращенный до ДНК или что-то в этом роде, не менее опасное заражение.

– Все-таки огранка была уже. Что ж, тем лучше. Отдохни пока, Алим, я скоро вернусь. – Елена Николаевна встала, подошла к стене, приложила руку, и вошла в открывшуюся нишу. Стена вернулась в исходное положение, а Алим получил временную передышку. Он откинулся на мягкую спинку кресла и прикрыл глаза. Вспомнилось море, солнце, события последних дней, последние знакомства.

А ведь Елена Николаевна внешне чем-то напомнила ему Маридан, только была старше. Алим понял: именно эта ассоциация активировала в нем состояние «тот, который знает», как называла его Маридан, и из него, как волной, выплеснулись весьма опрометчивые рассуждения о том, чего нормальный человек заметить и сказать никак не мог. Так ведь его и пригласили, по всей видимости, для необычной работы.

Во время этих рассуждений, на фоне картины с морем и лагуной, неожиданно возник все тот же безмолвный взгляд куратора, в котором на этот раз был запакован некий объем информации, к которому Алим даже не прикоснулся ни ощущением, ни мыслью, ни даже своей сутью. Он пропустил его куда-то еще дальше вглубь себя, почувствовав при этом скрытый смысл поданной идеи предстоящей игры.

Состояние тела Алима было непривычным, даже неестественным, гелеобразным. Это означало, что какое-то внешнее воздействие на него оказывалось. Но вот, как и зачем, пока было не понятно. «Мне не привыкать, – подумал он, – скоро все прояснится, тогда расставлю точки над і… Невесомость и наполненность…», – и спокойно уснул.

Все-таки синтез

«А тем временем происходили и другие волнующие события. Не будем останавливаться на росте цен. Не будем даже говорить о разогреве Земли и о набухании всеобщего интереса несведущих людей к приближению две тысячи двенадцатого года, но…», – ученый немного задумался и, поняв, что ему опять помешали, вышел из процесса словотворчества.

– Опять ты, что ли, Серый? – произнес, не оборачиваясь, он.

– Алекс, мы же договорились: никаких больше намеков на происхождение – просто Алим. Я к тебе на консультацию. А что это ты все печатаешь там, если не секрет? Хотя, какие секреты могут быть между партнерами, ведь правда? – Отозвался Серый, и, приблизившись не совсем уверенной походкой ближе к ученому, заглянул в текст.

– По-моему, Алим скромнее, чем его серое подобие. На, смотри, все равно ведь ничего не поймешь. Хотя, прогресс налицо: если раньше ты был очень подозрительным, то теперь просто наполнился любопытством. – Алекс не стал мешать гостю читать. Все равно ведь он это пишет, чтобы кто-то прочел, так почему бы и не этот, тем более, партнер, который нужен ему для важного дела.

– Алекс, а что за «но» по поводу двенадцатого года?

– А то, что время нелинейно, и многие эту дату уже преодолели, многие еще успеют преодолеть, для многих она искусно отодвинется Мастерами Времени до момента преодоления, и лишь немногие, упершись в нее, разобьют себе лоб, или расквасят нос, если будут совать его не туда, куда надо.

– Алекс, а что за Мастера Времени?
– Серый, Алим, тьфу, все равно не могу называть Алимом, видя, что ты всего лишь его подобие. Так по поводу чего ты хотел проконсультироваться, пытливый такой, у благосклонно внимающего тебе, скромного ученого?

– Алекс, ты чего это? Я ведь нормально у тебя спросить хотел, а ты тут макраме плести начал?

– Так спрашивай уже, не отбирай драгоценного времени.

– Так забыл ведь, дай вспомню. А, вспомнил: вот если два или несколько в одном, это как называется: смесь, спайка, объединение или еще как?

– Так это, пытливый ты мой, зависит от формы единения. Если это цветы, то букет, две печенинки в шоколаде, то сладкая парочка, а если картошка, яйца, горошек с огурцом и мясо в майонезе, то оливье. Ох, и нравится мне такое объединение, – ученый сглотнул слюну и закрыл глаза. Особенно, если ин выкинуть, то получается объедение.

Серый не выдержал:
– Ты что, издеваешься? Я тебя совсем о другом спрашиваю.

– Так понятнее изъясняйся, чего нервничаешь?
– Хорошо, я понял: чтобы получить конкретный ответ, надо поставить такой же конкретный вопрос, – Серый почесал за ухом и продолжил, – присутствовал я недавно на одной весьма странной церемонии или, вернее, на необычном экзамене, в конце которого меня как бы совместили с одним из экзаменуемых, и мы стали одним целым. Теперь я все время ощущаю в себе присутствие кого-то. А, может, это просто болезненная мнительность?

– Все дело в том, что, поскольку я не присутствовал при описываемом тобой событии, то я могу только предполагать. Вот, скажем, ты присутствуешь в Алиме. Как ты думаешь, он тебя воспринимает? Или, скажем, атомы водорода и кислорода: их можно просто смешать, даже сжать, и это будет взрывоопасная смесь, а можно синтезировать в пропорции два к одному и получится вода. В чем разница, как ты думаешь?

– Я думаю, в первом случае у разного вещества есть притязание на одно и то же пространство, а договоренности нет – и это уже предпосылка к конфликту. А во втором случае разные атомы объединены на более высоком уровне в одну молекулу межатомными связями и воспринимают себя как одно целое, поэтому и пространство у них единое.

– Так вот, это называется, они синтезированы в единство нового качества. А какое у тебя восприятие того, с кем тебя совместили?

– Такое впечатление, будто во мне появились неведомые ранее силы и способности, просящиеся к применению, только я не знаю, куда бы их и как применить.

– И тебе не хочется с ними расставаться? Ты ощущаешь внутреннюю взаимосвязь на более высоком уровне, ощущаешь триумфальность, а не просто радость, нового движения в тебе и тобою? – Ученый выжидающе смотрел на то, как лениво медленно проникает в собеседника озарение, и дождался.

– Так выходит это синтез? А если его из меня вынут?

– Я так думаю, что если ты не будешь развивать новые связи и не будешь пытаться их применить, так и произойдет. Ваша коалиция будет бессмысленна и распадется. С этим вроде бы разобрались. А вот как насчет твоего предложения попутешествовать? Я так понял: путешествие это связано с твоим вопросом?

– Так ты что, предлагаешь прямо сейчас отправиться в путешествие? Но я еще не придумал как.

– Но ведь ты сам говорил, что две головы лучше. Вспомни, как ты путешествовал, с чего все началось?

– Я разбирал ключи, собственно третий ключ, Лотсерп, и неожиданно проявился неизвестно где, – Серый усиленно копошился в своей памяти, там всплывал какой-то текст.

– Эй, погоди, а то ты сейчас без меня улетишь, я-то точно не смогу за тобой угнаться туда, неизвестно куда. Придется использовать вновь полученную информацию. – Алекс подошел к Серому, положил ему на плечи руки, посмотрел в глаза и произнес, – всего два условия: ты – это Алим, однозначно, я – это ты. – Его руки вошли плоть в плоть, и он, развернувшись, совместился с Алимом и уже внутренним голосом завершил свое наставление, – теперь вспоминай ключевой текст… и между прочим, Лотсерп с моей стороны читается как Престол.

Алим, переполнившись новыми вибрациями, закрыл глаза и заскользил к безмолвию:

«Безмолвная гладь чистоты непролитой невидимых взору живых лепестков бесчисленных сфер пробуждающих снов, оплавленных пламенем явным основ, себя истекающим, словно магнитом, влекущим собою родиться Отцом …»

Мощный вихрь конкретной воли, как по столпу, опустил Алима, а вместе с ним и Алекса, среди серых скал. Небо, такое же серое, налилось, набухло и не в силах больше сдерживать себя в себе, пролилось потоком воды. Скалы проявили свою неоднородность, стали коричневатыми, скользкими и потекли глиняными потоками в низины. Алим завис на выступе скалы, которая оказалась твердой и поэтому не размокала. Во всей этой грязи одежда его почему-то была сухая и чистая. Сознание, зафиксировав эту особенность, постепенно встроилось в иную реальность, и он отпустил руку. Клокочущая глина заполнила все раскаленные окаменелые неровности, и на ее поверхности образовались плюхающие грязью и газами гейзеры. Глина подсыхала и только в местах, орошаемых периодически грязевыми фонтанами, оставалась пластичной.

Алим, зафиксировался над краем одного из глиняных полей, и ощутил позади себя уже знакомую эманацию большого человека, но не обернулся, а замер. Неожиданно на поле просыпалось несколько зерен. Те из них, которые попали в грязь, быстро проросли, потом так же быстро скрючились и пропали. Посыпалась следующая партия зерен, и вдруг от Алима отделился Неалим. Он накрыл несколько из них полусферой, и проросшие зерна, как в теплице, начали разрастаться. Невдалеке проявились еще полусферы, и Алим заметил присутствие возле них сознательных существ, хотя ни одно из них не имело тела, как Неалим. Это были просто сгустки вибрирующей плотности. Пример Неалима оказался удачным. На большой площади образовалось несколько оазисов растительной жизни.

Неалим вернулся к Алиму и, улыбнувшись, произнес:
– Как ты вовремя догадался, что мы должны быть именно здесь? Я думал, что ты меня никогда не услышишь. Видишь, твой опыт пригодился, и не только мне. Хотя странно находиться под твердью вместо неба. И свет просачивается прямо из глины, а уже потом, отражаясь от куполов полусфер, создает сияющие миры, внутри которых взращивается разнообразие красок жизни, пока еще беззвучной. Такого в твоем опыте нет, хотя где-то в глубине – возможно.

Алим стал набухать и расплываться полусферой. «Пора сваливать», – услышал он внутри голос Алекса. Неалим, предвидя дальнейшие события, раздвоился и одним из себя синтезировался с Алимом. Столп света появился прямо из глины и выдавил их из этого пространства, не дав «Отцом родиться собою, влекущим магнитом, словно истекающим себя. Основ явным пламенем, оплавленных снов пробуждающих сфер, бесчисленных лепестков живых, взору невидимых, непролитой чистоты гладь безмолвная». Алекс вывалился из Алима, вдохнул воздух и, не оборачиваясь, пробормотал, словно фиксируя свою бытийность:

– Хорошо в краю родном, – затем, обернувшись, добавил, – ты, конечно, хорошая ракета-носитель, но безопасного возвращения гарантировать не можешь, поэтому пока с подобными предложениями не подходи.

– Насколько мне помнится, ты сам на этом настоял. А ведь интересно было, хотя и не понятно.

– Вот именно, помнится тебе, показалось. А интересно тебе было только потому, что не видел себя со стороны. Все, хватит, мне надо работать.

Ученый сел за ноутбук и сосредоточился. Потом начал быстро набирать текст: «Человек огромного роста одним взглядом своим открыл причину столь изменчивой соотносительности размеров человека к остальному миру. Выходит, Лемурийцы по мере утраты осознания своей значимости во Вселенной начали терять в относительных размерах. Атланты, следовавшие за ними, усилили этот эффект своими познаниями внешнего мира. И по мере того, как познания эти увеличивались, их относительные размеры умалялись, причем самые «умные» из них были и самыми мелкими. Их же менее любопытные однобыльцы вырастали, чуть ли не вдвое крупнее. Процесс этот продолжился у Ариев. А приостановился он, только когда познание внутреннего мира по скорости своего нарастания стало сопоставимо с познанием внешнего. Вернее, внешнее, хотя и умозрительно, но уперлось в границы познаваемой Вселенной. Фантазия кончилась. И тогда пошел обратный процесс. Ученые даже зафиксировали его и назвали акселерацией. Но самое интересное другое: на тонких планах бытия относительность размера этого вообще легко и быстро варьируется относительностью осознания или масштабов мышления и всякого деяния вообще…».

«Видимо, объем полученной информации захлестнул Алекса, и он теперь остановится не скоро», – решил Серый. Он постоял немного, любопытствуя размышлениям ученого, затем повернулся и пошел, не глядя перед собою, пытаясь найти объяснение объявшему его состоянию опустошенности.

«Видать, Серому еще расти и расти, преодолевая свое одночастное узкое, медленное видение, и от Алима ему все-таки достанется. А то, может, еще и мне, прицепом. Ну, да ладно, переживем», – подумал Алекс, глядя ему вслед.

Появившийся шанс

Алим очнулся. В голове была какая-то каша из привидевшихся ему снов. И странное ощущение: будто все части его тела, а особенно голова, приходили в нормальное состояние, возвращаясь из чего-то ранее неизвестного.

Елена Николаевна вынула из принтера какие-то распечатки и, улыбаясь, посмотрела на него.

– Ну, что, выспался, восьмое Чудо Света? Благодаря тебе у нас появилось время, и мы можем теперь все делать не спеша.

– Что значит: «не спеша», и что значит: «появилось время»?

– А то и значит, что твои малонаучные фантазии оказались полезны и позволили стабилизировать ситуацию. Тестирование сотрудников глубокого допуска показало, что один из них однажды шутливо прочитал «килей» вместо «клей», а через время, когда он уже находился на активном уровне, у него несанкционированно пошел поток воспоминаний из службы в ВМС. А у второго активировалась буква «ю», только не как «юмор», а как «юдоль», и пошла религиозная тематика.

В общем, вирусные флюиды выявлены и удалены. Пространственно-временной континуум туннеля портала стабилизирован. Дальше тебе пока знать рано, а вот почему ты сумел обнаружить вирус, скажу. Мы долго не могли понять, какую ценность может представлять неполноценный юрист для «Литературного мира», а теперь знаем. Хочешь прикол: твоя должность называется «ю(мо)рист», и вот это скрытое «мо» позволяет тебе вскрывать даже незначительные материальные отклонения, связанные с нарушением обратного «ом», т.е. звучания, созидающего материю благодаря принципу зеркальной фрактальности.

Алим поморщился. Шум в голове мешал ему соображать. Елена Николаевна, очевидно, знала тому причину и поспешила его успокоить:

– У тебя сейчас несколько нарушена синхронность восприятия реальности, и идет раздвоение сознания, нестыковка двух миров. Это связано с тем напитком, который ты выпил. Просто сканер действующего наружного контроля выдал тебе допуск восьмого уровня, и было необходимо его закрепить. Функционально ты превратился в гель. Но это скоро пройдет.

Ты говорил, у тебя есть целая папка разработок по обезвреживанию пространственно-временных вирусов. Желательно, чтобы ты принес ее, она может понадобиться для спасательных работ. Это очень важно. Скажем так: у группы космических исследователей появился шанс вернуться домой, и, вполне возможно, что реальность этого шанса во многом зависит именно от твоих необычных способностей. И важно все, что поможет активировать эти способности. Ты уже помог остановить процесс разрушения портала, хотя почти никто не верил в возможность такого чуда. Могу также пообещать, что с нашей стороны ты больше не будешь подвергаться психотропному воздействию. Однако у тебя появится оппонент куда более серьезный. Через пару часов действие препарата полностью прекратится, а до утра пройдет полная адаптация к реальности. В девять я буду ждать тебя здесь.

– Мне как, лифтом? – Алим поднялся, осознав, что его неожиданно отпускают.

– Зачем? Можешь выйти прямо в двери, ты что, забыл, как заходил? – Елена Николаевна подвела Алима к двери и открыла ее. За дверью был торговый зал универсама.

Выйдя на улицу, Алим долго не мог понять, как он тут оказался после поездки на автомобиле, перемещения коридорами и лифтом. Ну, да ладно, зачем напрягать мозги, которые чем-то одурманены. Главное, теперь – добраться домой и отоспаться.

«Да, отоспаться», – подумал Алим, и, странно, тело его принялось безукоризненно выполнять программу возвращения домой, в то время как сознание отправилось блуждать по ускользающим лабиринтам. «В таких, наверное, Серый блуждает», – была следующая мысль и Алим вспомнил кадр последнего видения: ученый возле своего куба с ноутбуком. – «Да вот же он, бывший кот…»

– Я не бывший кот, просто он – моя мурлыкающая ипостась. – Алекс обернулся, отвечая на мысли Алима, и дружески улыбнулся. – А я говорил ему: нечего заниматься самодеятельностью. Так он все твердил: «Хочу помочь Алиму». Вообще-то, я понимаю, что это все ты, только с разной степенью целостности и осознания. Но степень эту мне трудно различать, так что лучше разбирайся в себе сам.

– Да я уже почти все вспомнил, – успокоил его Алим, – и в связи с этим у меня появился вопрос: что ты имел в виду под преодолением одночастного медленного видения?

– А что, разве я об этом сказал вслух?
– Нет, но твое пребывание во мне оставило канал связи, достаточный для того, чтобы просто знать.

– Хорошо, давай так: вот то, что видел Серый, он воспринимал, как реальность. Это и была его реальность, вернее, реальность, оформленная образами его восприятия. Или еще: он видел то, что он мог видеть, а мог он видеть только то, что видел. Это круг. Я же пребывал и в нем, и в Неалиме, и еще отражался в глазах Большого человека. С точки зрения Неалима я видел Серого таким же прорастающим оазисом со светом, проистекающим из тверди земной. А в глазах Большого человека я видел все вывернутым наизнанку. И оазис этот, каждый представлял собой вселенную, внутри которой было время, а снаружи пространство. И они перетекали друг в друга, и, перетекая сознанием вовне, я видел одномоментно всю бесконечность пространства, а перетекая вовнутрь, видел в одной точке всю вечность. И я чуть было не завис в тверди непонимания, пока не ощутил всей прелести самого процесса перетекания и не понял, что остановка – это и есть твердь небытия. И мне открылась простота выбора: можно затормозиться, и материя будет наблюдать, как ты распадаешься и уходишь в небытие, а можно ускориться и наблюдать, как материя растворяется в небытии, а ты остаешься в ином.

– Ты обитаешь в каком-то своем мире, и у тебя все просто: наблюдай и рассуждай. А что бы ты делал, если бы тебе пришлось решать конкретные задачи?

– Я бы предпринимал конкретные шаги. Вижу, внутри тебя уже зреет решение. Соберись, мобилизуй свой опыт, свои части. Нам нечего терять, кроме своих цепей. Помнишь, каким ты пришел ко мне в первый раз? – движения ученого стали дискретны, и он замер, как остановленный кадр.

Алим уже знал: сейчас видение исчезнет.
– Ты тоже был другим, более поэтичным. Атмосфера была другая, – произнес он в пустоту…

Алим сидел дома, в своем кресле, и что-то бормотал себе под нос. Он не мог вспомнить, как заходил в квартиру, и что было перед тем. Посмотрел на часы: через час у него назначена встреча возле универсама с физиком. Надо бы поесть. В теле была необычная легкость и радость свободы. Странные сны стали сниться. Вещие, что ли? «Надо собраться, мобилизовать весь опыт, изменить для начала свое состояние», – Алим улыбнулся своим мыслям.

Через час он был в назначенном месте. С собой он прихватил тоненькую папочку из тех бумаг, которые ему отдал Мишар. На ней была надпись: «Порталы». Он еще не знал, зачем, но чувствовал, что она ему может пригодиться.

Знакомый пассажир, физик, ждал его у входа в универсам.

– Ничего странного, – произнес он на немой вопрос Алима, – не поведем же мы тебя на объект без предварительного собеседования.

Заманчивое предложение

Они прошли в служебную часть здания и вошли в кабинет за дверью с надписью «Технолог». Там физик предложил Алиму присесть на диван, а сам вышел. Вскоре открылась дверь, ведущая во внутреннее помещение, и в кабинет вошла женщина, по выражению глаз которой можно было догадаться о степени ответственности ее работы, хотя было в этом взгляде что-то знакомое, располагающее к откровению. Алим даже подумал, что они могли где-то встречаться. Наверняка встречались. Женщина улыбнулась. Она посмотрела ему прямо в глаза и жестом руки предложила сесть.

– Меня зовут Елена Николаевна, – произнесла она, все так же улыбаясь, а тебя, я так полагаю, Алим. Я руковожу весьма специфическими исследованиями в не совсем обычном институте и собираюсь сделать тебе весьма выгодное для нас обоих предложение. Во-первых, работу в лаборатории, во-вторых, изменение профиля твоего образования, и, в третьих, объединение этих двух важных моментов твоей жизни в одно целостное развитие. Такое предложение получают немногие и не так часто, как ты думаешь.

– Я, конечно, не против целостности и везения, – неожиданно для себя спокойно начал Алим, – но хотелось бы конкретности.

– Сейчас будет тебе и конкретность, причем все возрастающая как раз по мере того, как ты будешь давать на то свое согласие.

– Начало многообещающее, но мне кажется, что вы обо мне знаете чуть больше, чем я о вас. И возникает вопрос, не помешает ли это нашему сотрудничеству.

– Странно, а мне почему-то всегда казалось, что люди обычно стремятся получить как можно больше, не сильно задумываясь о принципах, пока те не проявляются явно, – видимо, в голове у Елены Николаевны возникли какие-то подозрения, потому как неожиданно она окончила свою речь фразой. – Необычная огранка.

Ключик сработал вопреки еще остававшейся надежде, и хлипкая перепонка, задача которой была удержать взаперти определенный объем памяти, не справилась со своей задачей. Елена Николаевна по изменившемуся выражению глаз Алима поняла, режим секретности нарушен, и с этим молодым человеком не всякие психотропные препараты дают гарантированные результаты.

– Хорошо, – приняла она решение, – твои условия в обмен на мои предложения?

– Вы ставите задачу, сообщаете все известные данные, влияющие на условия, и я приступаю к ее решению всеми, доступными мне, способами. Любое ограничение моей деятельности означает снижение вероятности получения оптимального результата. – Алим не знал, чем вызвано его нынешнее состояние, но понимал, что сейчас не время заниматься самоанализом. Он находился в незнакомом ему мире.

– Хорошо, но тогда ты сам ставишь себя на ту грань, балансирование на которой не дает никаких гарантий. То есть степень твоей ценности постоянно должна превышать степень твоей нежелательности. Или та информация, которую благодаря тебе можно получить, должна перевешивать ту, эксклюзивность обладания которой из-за тебя можно утратить. – Елена Николаевна испытующе посмотрела на Алима.

– Я согласен, – не раздумывая, произнес Алим, и сам удивился, насколько не заполнены те сферы внутри него, в которых обычно роились всевозможные мысли.

– Тогда приступим, – наконец присела Елена Николаевна в кресло и расслабилась. – Наш НИИ совершенно секретен, и всякое распространение о нем или упоминание за пределами него самого преследуется по закону и иногда даже не совсем законными методами. Это первое.

Второе, это то, что конкретно лаборатория, в которую ты будешь допущен, занимается настолько глубинными разработками в области пространства и времени, что единственная техника безопасности – это интуиция и везение. Некоторые сотрудники попадают во время исследований в условия, несовместимые с жизнью человека, некоторые только с деятельностью мозга, а некоторые просто исчезают.

Третье, это то, что в связи с этим часть контроля ведется беспристрастной техникой по заданным отработанным параметрам. Поскольку ты будешь работать без страховки, то должен это учитывать.

И, наконец, четвертое, это собственно твоя задача, выполнение которой дает тебе открытый доступ ко всему. Вернее, открытый вход с обусловленным выходом. Обусловленным результатом.

– И какова же эта задача?
– Вернуть исследователей, застрявших в портале. А, значит, восстановить сам проход.

Алим улыбнулся.
– Было бы странно, если бы игра подсунула что-то попроще после своих промахов, – пробормотал он больше себе, чем собеседнице, но достаточно громко, чтобы та услышала. И почему-то даже не удивился, когда в ответ услышал почти такое же спокойное размышление вслух.

– Так вот откуда такая огранка.
– В таком случае ваше утверждение, что у вас появилось время, и теперь все можно делать не спеша, уже несостоятельно по той простой причине, что всякое выяснение причастности в какой-либо форме игры к каким либо событиям означает лишь одно: включился очередной уровень, и правила его находятся только в нем самом. Вот такой вот факт, установленный на опыте. Так что расслабляться будем потом. – Алим поднялся.

Елена Николаевна некоторое время смотрела сквозь Алима отсутствующим взглядом, затем тоже поднялась, и произнося: «Вот уж и вправду никогда не пытайся оценивать шанс», – открыла едва заметную дверь в необычную нишу. Там находилась небольшая капсула с двумя креслами, которые они и заняли, после чего все двери затворились, и началось движение по заданному маршруту. Только тусклая лампочка и периодическая смена направления движения, вызывавшая различные ощущения. И неизвестность.

Колесо времени

Вышли точно так же. Из капсулы в нишу, из ниши в помещение, большое, куполообразное, с несколькими закрытыми кабинками по периметру и приборным комплексом за ними.

– Это дублирующее управление, а рабочее осуществляется из специального пункта управления вне зоны воздействия объекта, – Елена Николаевна сопровождала взгляд Алима комментарием.

Алим осмотрел все вокруг, избегая любых эмоций, и только после этого начал рассматривать механизм в центре зала. Множество колец, зафиксированных друг в друге не совмещенными осями, позволяли производить одновременно вращение в разных направлениях прозрачной капсулы, закрепленной в центре.

– Мы называем это колесом времени. Оно расположено точно в центре портала. Вообще-то, капсула вполне материальна и не прозрачна. Прозрачной она стала несколько дней назад, причем во всех осях было зафиксировано ослабление взаимодействия с опорами, то есть все они с тех пор не реагируют на гравитацию, не реагируют на управление и теряют свою материальность, переходя в эфирность. Вернее, теряли. Вчера после корректировки мы даже сами не знаем чего, но по твоим замечаниям, процесс замер, ожидая чего-то. Да, и еще: сейчас в капсуле должны находиться два человека. Хотя, как ты видишь, их там нет. Но самое непонятное то, что из почти полутораста параметров по двадцати они еще там фиксируются.

Все бумаги по эксперименту находятся в комнате информационной активации, расположенной за пультом управления. И я тебя оставляю одного. Всякое ухудшение параметров, связанное с твоим присутствием, фиксируется датчиками и формирует программу возврата в исходную точку. При достижении критических показателей твои функции подлежат дезактивации. Ты почувствуешь, когда это начнет происходить. Лучше, чтобы ты в это время находился уже в рабочей капсуле, тогда есть шанс остаться в живых. Показатели выведены на экран. – Елена Николаевна указала на экран монитора. – Видишь, там три числа. Первое – общее, второе – твое, а третье – мое. Вместе у нас шестьдесят три, у тебя семьдесят, у меня девяносто, это потому, что я знаю, как управлять своим состоянием, вернее, что от меня требуется. Приблизится к пятидесяти – поспеши в капсулу, впрочем, решай сам, – и она отправилась в кабинку, ту самую, из которой они недавно вышли.

Алим остался один. Он смотрел, как медленно, но неукоснительно уменьшался его показатель, и вдруг отрешился от реальности, непроизвольно. Он просто вспомнил, как выходил из-под контроля игры, и внутри него зазвучал, нет, зазвучало, нет, проявилось знакомое состояние присутствия иного мира, в котором отзеркаливалась его инородность и стремление защищаться. Он отдался ему и растворился в нем, стал частью его содержания. Нет, синтезировался с ним, стал ним.

Колесо, которое во многовращениях скорее походило на многослойную сферу, вернее, на сферу со множеством оболочек, неестественно размазалось и осветилось изнутри, образовав некое подобие ока, которое рассматривало Алима, а тот, не обращая на него внимания, направился в комнату информационной активности. Только войдя в нее, он осознал, что видел нечто необычное, и это нечто тоже видело его, но возвращаться не стал, вспомнив, что предпринимать действия лучше, когда опережаешь время, а не отстаешь от него.

«И это правильно, Алим, потому что, по всей видимости, ты сейчас не исследователь, а исследуемое, только в отличие от кролика, не пытающееся убежать, а нагло рассчитывающее поменяться ролями или хотя бы выйти на паритетность», – увидел он, как надпись на экране, материализовавшуюся в глубине его, мысль.

Далеко от этого места несколько человек, посвященных в самые тайны происходящего, предполагая, что находятся в безопасности, начали очередной этап исследований.

– Я думаю, мы уже сегодня определимся, кто из нас был прав, – начал старший из них, обращаясь больше к женщине.

– Показатели ползут к полтиннику, а он стоит как вкопанный. Видать, до него медленно доходит. А, может, ему это уже и не понадобится. Не он первый, – проговорил младший, наблюдая за монитором.

– Ты, Коля, не спеши с выводами, такая огранка дорогого стоит, и не остается без внимания огранщика в сложных ситуациях, уж я-то своему опыту доверяю, – удерживала его от опрометчивых высказываний Елена.

– Ты и вправду веришь во все это, Елена? А, по моему, так твердо: или все это не стоит внимания человека, или человек не стоит его внимания, и лучше ему оставаться в неведении. Уж лучше пусть передают друг другу всякие сказки, – стоял на своем старший.

– Не пойму, что с приборами, – опять вклинился в разговор Николай. – Они его фиксируют точно так же, как капсулу, хотя он отчетливо виден на экране. Они вообще его фиксируют, как предмет, как какую-то неодушевленность. Он пошел в рабочую комнату. – Николай вопросительно посмотрел на старшего.

– Я же говорила, не спешите с выводами. Существуют, видать, рожденные сказку делать былью. – Елена победно посмотрела на мужчин.

– Что ж, тогда у нас есть время попить чайку, – не спешил сдаваться старший, – подождем до первых активных действий. Я думаю, не более. Ты просто оцени мощь того, с чем мы имеем дело, и того, что ты пытаешься этому противопоставить, – он улыбнулся, предвкушая победу, и решил заварить не черный, как обычно, а зеленый чай.

Алим покинул купол, еще не зная точно, в какую игру он вступил, не догадываясь, какой непредвиденный ход он в ней сделал, но оказавшись в комнате информационной активации, он уже знал, что если не выйдет из нее исследователем, то…окончание мысли он не впустил в осознание.

Способность забегать вперед своих мыслей и просто отсеивать их не по содержанию, а по качеству и направленности процессов, ими активируемых, появилась у него на каком-то этапе обучения то ли у игры, то ли у комнаты шестьдесят четыре. Но чем больше он начинал пользоваться этой способностью, тем больше замечал эффект ее воздействия на последующие события.

На этот раз, находясь у закрывавшейся временной функции портала, установленного в ответ на жалкие позывы трехмерного сознания и который видимо было решено ликвидировать за ненадобностью и неоправданностью затрат, машинально проделав уже привычное ему действие, он активировал всплеск шестимерности. И шестимерное сознание, находящееся по ту сторону портала, посмотрело на него удивленным сияющим светом. Этот-то свет Алим и заметил. Этот-то свет и приостановил свертывание портала и те маленькие катаклизмы, которые за этим могли последовать.

И всего-то лишь по действовавшему правилу: все новое и неизвестное заслуживает внимания.

Алим ощутил шестимерность по тому, как стал дискретно воспринимать мир и внутренний, и внешний. И в отсутствии целостности он решил работать поэтапно.

Он осмотрелся. Комната походила на уютный гостиничный номер. Без напыщенности и излишеств, но со всем необходимым. Алим присел в кресло, и его рука удобно расположилась на плоской клавиатуре. На противоположной стенке открылись шторки, и зажегся экран. В нижней части его была обозначена клавиатура, на которой фиксировалось положение его руки. Это облегчило и ускорило работу.

Он набрал текст: «План-синтез действий», и сознание услужливо пояснило: план означает иерархическую систематизацию целенаправленных действий, синтез означает взаимодействие, поэтапный переход от разрозненности к целостности, от количества к качеству, от накопления к вложению, действие – это реализация и проявленность. Ассоциация: дипольно-спирально-иерархическая модель Вселенной, о которой он рассказывал физику и само звучание слова «синтез» должно помочь преодолеть дискретность восприятия. Тя… («Тяжело работать», – хотело пожаловаться сознание, но Алим остановил мысль). «Тя: «творческое я» «требует явления» исходных данных», – зафиксировал он другое направлении течения времени и набрал первый пункт плана: «Сведения об эксперименте с колесом времени». Сознание услужливо пояснило: «Написанное с маленькой буквы не дает активации нематериальной составляющей, – потом добавило, – всплеска активации».

Алим включил поиск информации и начал просматривать страницу за страницей, фиксируя то, на что обращал внимание, хотя бы потому, что не мог все удержать в памяти.

Получалось следующее. Лаборатория занималась зоной временной аномалии и была устроена в самом ее эпицентре. Приборные ее исследования дали возможность вполне контролируемого взаимодействия и позволили перейти ко второму этапу – исследованию взаимодействия с психикой человека. Для эксперимента был отобран кандидат с особо подвижными показателями, кореллирующими с флуктуациями показателей портала. Далее выяснилось, что возникает эксцентричное взаимодействие и сбой. Программа выдала условие центровки: подключение второго участника, причем противоположного пола. Аппаратура лаборатории позволила отыскать в городе подходящую кандидатуру, после подключения которой к эксперименту, тот пришел в быстрое развитие, все более и более выводя работу на грань контролируемости. Пошли новые необычные возможности, психотехники, построение многоуровневого эксцентрика, позволяющего создавать недостающие вибрационные компоненты, и вдруг техника вышла из-под контроля. Произошла дематериализация исследовательской группы, но, по мнению координирующего центра, в программе еще сохраняются возможности возвратного процесса. Идет поиск.

Информации много. На все… мысль остановлена. Алим записал следующий пункт: «Поиск ключевых моментов внепрограммных возможностей», и посмотрел на папку Мишара. В теле была какая-то дестабилизация. Исправил мысль: процесс сонастройки с неизвестным, нет, с проникшим через портал иным миром, нет, проявлением иного мира.

Откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, дал себе пару минут отдыха. Сознание подсказывало: что-то где-то в чем-то за чем-то не поспевает. Может быть, в интеллекте.

Поиск ключевых моментов

– Нет, это не укладывается ни в какие рамки, – произнесла Елена Николаевна, – Все мониторы зависли, как будто время остановилось. И на всех яркая вспышка в центре колеса. Такое впечатление, что произошел взрыв. Но параметры обеспечения стабильны, как будто ничего не произошло. Температура, давление, вытяжки. Все, кроме связи и всего, что связано с показателями жизненных функций на объекте, и отказ в доступе. Как будто уже не мы диктуем условия, а нам.

– Меня волнует всего лишь один параметр, – улыбался в ответ старший из мужчин, – и всего одна кнопка, и она красная, а параметр горит зеленым и высвечивает: «Угрозы нет». Все остальное – это ваши проблемы и приближение моего выигрыша в споре.

Николай спал. Домой его не пустили. Прибывшая смена отдыхала в карантине: чем меньше умов, готовых задавать вопросы, тем лучше для ситуации. В их комнате горит сигнал о том, что объект активирован по восьмому уровню допуска, которого ни у кого из них нет. А то, что даже восьмой уровень допуска никуда и сам не может допуститься, даже краешком глаза, никому знать не обязательно. Такое всеобщее ожидание.

Алим ощутил прилив очередной волны, вызвавшей предпотересознательную ассоциацию, и понял: защита от портала не выдержала, разлетелась, как шелуха от семечек. Нет, он по прежнему сидел один в комнате, и мог продолжать работу, но зрение его раздвоилось, и вторым его компонентом они око в око уставились друг на друга с сияющим светом в центре Колеса Времени. Они тебя достали, прокомментировало сознание, или ты их, и еще неизвестно кто, кого и в каком смысле. Сознание сплавилось и умолкло. Свет усилился.

Конструкция вращалась с неимоверной скоростью и представляла собой серебристую многослойную сферу, под стать своему содержанию. В Алиме неуклюже разворачивались мощные силы, пытаясь войти с ним в контакт и избавляя его от всего, что отвлекало. Наконец он догадался и обратил внимание на свои не свои мысли без окончаний и начал пристраивать к ним свои варианты после каждого «то».

«Если у тебя есть то, что мне надо, то» у тебя есть то, что надо мне. «Если ты готов поделиться, то» мы можем провести обоюдовыгодный обмен. «Но если никаких гарантий, то» гарантий никаких. «Если необходимо обсудить принципы, то» первый из них мир, дружба, солидарность. «И возлюби ближнего своего». Что-то щелкнуло в памяти Алима, и он увидел среди сияющего света себя, вернее, Неалима. Из него вспыхнул еще более яркий свет и метнулся в сторону Алима. Переговоры были окончены. Алим по-прежнему сидел в рабочей комнате, в голове у него шумело, но в теле была легкость. Что-то явно произошло. Куда-то исчезла внутренняя натянутость, не дававшая согласия на возвращение в зал, и Алим вернулся под купол.

Система колец постепенно замедляла свое движение. В центре ее виднелась капсула, которая еле заметно вибрировала. Она была серебристого цвета. Внутренняя ось приняла вертикальное положение как раз в тот момент, когда вращения колец прекратились. Дверь капсулы открылась. Из нее вышли два человека, два экспериментатора и удивленно посмотрели на Алима. Алим на них.

Елена Николаевна не варила своим глазам. Мониторы после десяти часов зависания неожиданно показали двигающуюся картинку, и не просто двигающуюся. Это было движение двух экспериментаторов, покидавших капсулу.

Старший мужчина смотрел на монитор через ее плечо. Он радовался, что проиграл. Накрыв красную кнопку колпаком, он потянулся и буднично произнес:

– Надо бы как следует отоспаться, а то засиделся я тут с вашими играми. Вон и Николай вторые сутки уже заканчивает. Сейчас начнет отгулы требовать. Запускай уже смену.

– Я, конечно, все понимаю, – взволновано ответила Елена, – но вот так вот запросто…

– Это ты к чему…
– Я тогда тоже спать, все равно система не пустит в таком состоянии. Хотя бы на часик.

Алим был удивлен и обрадован, когда увидел знакомые лица исследователей. Но не менее он был удивлен тому, как он их видел: во всей истории и преобразованиях, которые произошли с ними во время эксперимента, и он понял, что ему предстоит. Конечно, слово «понял» не подходит, но его разум все больше и больше входил в затруднение, пытаясь перевести на земной язык неземные восприятия.

– Мастер Времени, ну, конечно же, это не мог быть умудренный старик, ведь это означало бы, что он отстает от времени. Это мог быть только живущий во времени, тот, который знает. И мы уже встречались. – Произнесла женщина-исследователь.

– Да, – согласился Алим, – наследивший даже по неопытности наследует последствия своего опыта.

– А множественность пространств однозначно соответствует множественности точек, и каждое собирается только в свою точку сборки, – поддержал разговор-приветствие мужчина-исследователь и протянул руку, – Касим, – представился он.

– Фаина, – протянула руку, улыбаясь, женщина.
– Алим, – улыбнулся в ответ Мастер Времени. – Почти полный комплект для исследовательского судна «Восток».

– Насчет комплектации я поняла, но Колесо Времени…
– «Восходящий поток», такая почему-то пришла мысль, – уточнил Алим.

– «Ходящий по», – оказывается так просто, когда кто-то уже мастерски произнес, – согласился Касим.

Это был первый ключевой момент. Алим осознал это, когда увидел, что они стоят по разные стороны некой грани, не видимой в этом пространстве никем, кроме него и шагнул вперед, естественно обменявшись местами с не заметившими ничего исследователями. Пришел его черед. Папку он так и не успел открыть. Второй пункт плана синтездействия перевел его в иную действительность, не дав даже зафиксировать как это произошло. Синтез-сфера проявила признаки жизни, как только он вошел в капсулу, и его окутал бело-молочный туман.

«Где-то я уже встречал нечто подобное», – сформировалась мысль, и туман поглотил из нее часть, оставив «я уже подобное», показав, где то, что он встречал. Первое видение было связано с текстом из кожаной папки:

«В тумане том, как снег, я таял, теряя признак бытия, но вновь втекал в тот сон, алкая и утверждая: вот он я, свою телесность обретая, сгущаясь из небытия».

Второе с рассказом Саши:
«Морские воды, себя туманом устремив, ее от глаз земных скрывают, печаль ненужную смывают, потом дождем ее пролив».

Оба сюжета раскрылись перед Алимом, как развернутый в нулевом времени фильм. Но когда они не вошли во взаимодействие с его состоянием, его положением и не включили программу действия, тогда проявилась неисследованная ним папка и преподнесла ему страницу с непонятным текстом:

Из всех стихий тумана млечность хранит в себе неясный свет и безграничность, и беспечность, как двух в одном, вопрос-ответ.

На струнах чувственных играя, пытался я найти слова, дискретность преодолевая: размытость образа, молва, молниеносная валва.

Без промежуточных фиксаций «вселенной алчущей», а «ва»: «величественных анимаций» – проявленности, и вода, оставив воздух, уплотнилась, вдруг в мир иной иным явилась.

И с тем иным являлся я: зерно и девственная память, и мной засеяны поля, и только миг, чтобы растаять, и он упущен, свёрнут я… спиралью времени…

А млечность, туманность или бесконечность – то лишь наказанность моя, не сказанная лишь во время, а может вовремя, не бремя, а лишь упущенное время.

Алим уже предчувствовал выход на проявленность иной жизни и отпустил себя в нее, произнеся:

– Опять менять все бесконечно, лишь потому, что Время вечно, и в том уверенность моя, нет, не уверенность, но вера и не умеренность, но мера…

Вот смысла суть определилась: стихией чувственных фиксаций величественных анимаций вода вдруг в мир иной явилась.

И тем засеяны поля, что в жизни Дух Огнем вместилось. Уже не млечность и не манность, а предрассветная туманность, как тот союз, в котором слились собою воздух и вода.

– Так значит все-таки Огонь?
Алим открыл глаза в тот самый момент, когда из глины проросли ростки. Доверчиво. В никуда. От него отделился Неалим, и заботливо накрыл один из них полусферой жизненных условий. Обитатели иного мира, как по команде, сделали то же самое. А в голове Алима все звучал вопрос, и радость наполняла от того, что был он задан тем самым Голосом, и Алим со слов Алекса уже знал, что если обернется, то увидит того, кому он принадлежит. Но он не обернулся. В нем отразилось продолжение вопроса проросших зерен. Отказавшись от дискретности, он не мог быть просто последовательным, он должен был быть непрерывным. И проросши собою в себя, он вывернулся наизнанку, объяв собою необъятное.

Это был следующий ключевой момент, который он зафиксировал, когда споткнулся о свою дискретность.

Часть 2

Принятые условия

Елена заменила «часик» на пять минут, которых хватило на проведение стандартной процедуры запуска новой смены.