Доктор

После парада.

Сивка сыто дремал. От мужиков, что петляли по лугу, тянуло конюшней и перегаром. Сквозь сон мелькнул мятый образ конюха Захарыча, жерди стойла, россыпь овса и…

– Гляди, П-петров, лошадь!
Сивка дернул ушами, отгоняя чужой голос, словно зуд…

– На кой ляд она нам сдалась?
– До баб на ферму пое… дим…
– Какие б-бабы, ком-м-дир? Я с пол… м-метра струёй в за-бо-р не дос-та-ю.

– Тогда по-ик-катаемся. – икнул командир, возлагая потную длань на лошадиную холку.

Обожая...

– День, ну, может, два – не больше, – ответил доктор на немой вопрос посетителя, – и матушка ваша отмучается.

– Сергей Иванович, – взмолился молодой человек, – сделайте хоть что-нибудь, чтобы она так не страдала. У неё ужасные головные боли, она криком кричит. Это невыносимо слышать.

– Я и так ей выписал самый сильный препарат, но, к сожалению, действие его лишь ненадолго притупляет боль. Тут я бессилен. Вы уж потерпите, недолго осталось. Поговорите с матушкой, отвлеките её, можете...

Доктрина-200 (Доктрина А. Даллеса)

«Окончится война, все как-то утрясется, устроится, и мы бросим все, что имеем, все золото, всю моральную мощь на оболванивание и одурачивание русских людей.

Человеческий мозг, сознание людей способны к изменениям. Посеяв в Советском Союзе хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как?

Мы найдем своих единомышленников... своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет...

1.ГЕНИЙ и КГБ
Мой тренер по боксу, Николай Петрович, был исключителен в вопросах выдумки. Так, в послевоенные годы в моём родном Бердянске был всего один кинотеатр. Билеты достать в него было невозможно. В те времена, естественно, перед сеансом не играли никакие оркестры, а пришедшие на свой сеанс люди мирно сидели в фойе.

Николай Петрович договорился с директором, что перед сеансом будут выступать боксёры.

От публики нас отделял канат, привязанный на уровне живота. Дрались мы «от всей...

Март, первая неделя: Анализ крови у Гитлера обнадёживает. Но уровень жизни падает со сказочной быстротой. Лекарства дорожают на глазах. Приходится по несколько раз в день менять калькуляцию расходов. Если так пойдет дальше и марка не стабилизируется, ситуация окончится кромешным адом. Я не узнаю своих земляков. В Мюнхене сплошные демонстрации и выступления ораторов. Для моего пациента, воинствующего антисемита, наступили благостные времена. Пришёл доктор Бреннер. У Гитлера нет столько денег...

Однажды тёплым летом, я выехал с друзьями в лес за земляникой. А лес лиственный, таинственный, болота кругом, но если есть поляна, то обязательно есть земляника, иногда и малину встречали, но редко. Идёшь по поляне и боишься наступить на ягоду. Целый день ягоды, ягоды, но ближе к вечеру разожгли костёр. Все сели вокруг разглядывать огненную стихию. Трещат дровишки, летят искорки. Каждый думает о своём. Незаметно стемнело, и вышла ярко жёлтая луна. Чтоб не было скучно я начал рассказывать...

Мистики

Как-то раз беседовали двое мистиков. Первый сказал:

- Однажды у меня был ученик, но, несмотря на все усилия, я так и не смог дать ему просветление.
- А что вы делали? - спросил второй мистик.
- Я заставлял его повторять мантры, созерцать символы, носить специальную одежду, прыгать на месте, вдыхать благовония, читать заклинания и подолгу не спать.
- Не говорил ли он что-нибудь, что могло бы дать ключ к пониманию того, почему все это не принесло ему высшего сознания...

В открытое окно городской поликлиники Батуми ворвался порыв ветра с моря. Запахло рыбой. За столом немолодой человек в белом халате смотрел бумаги с результатами анализов. Перед ним сидела женщина и выжидающе смотрела на доктора.
– Что скажете, уважаемый Платон?
– М-м-м, – доктор почему-то внимательно посмотрел на пациентку и спросил не относящееся к делу: – Ваш муж на фронте?
– Да. Пятый месяц нет вестей.
Мимо окна кто-то прошел со свертком, завернутым в газету. В комнате запахло белым хлебом...

В те времена, когда я еще лазил по деревьям – давно-давно это было, годы и десятилетия назад, был я чуть выше одного метра ростом, носил обувь двадцать восьмого размера и был таким легким, что мог летать – нет, я не вру, я на самом деле мог бы летать – или.

По крайней мере, почти мог, или скажем лучше: в то время летать действительно было в моей власти, если бы я на самом деле очень твердо этого захотел или попытался бы это сделать, потому что… потому что я точно помню, что один раз я чуть не...

Год спустя я учился ездить на велосипеде. Это было не слишком рано, потому что ростом я был уже метр тридцать пять, весил тридцать два килограмма и носил обувь тридцать второго с половиной размера. Но езда на велосипеде не особенно меня интересовала.

Этот ненадежный снособ движения вперед ни на чем более, как на двух тонких колесах казался мне в глубочайшей степени несолидным, даже ужасным, потому что никто не мог мне объяснить, почему в состоянии покоя велосипед сразу же заваливачся набок...