Да вон лежит и загорает

Лежу я на земле сырой
Спокойная ночь меня обвивает
Нашел наконец-то я вечный покой?
Иль снова душа улетает?

Трава поцелует, огреет росой
Холод подарит сырая земля
Лежу я на теле царицы босой
Под траурным взглядом ее короля.

И тихо в ночи стонет чья-то душа
А слезы ее здесь зовутся дождем
Дождь накрывает меня, не спеша
И вот теперь плачем от боли вдвоем.

И тихо как в снах мертвеца
Ничто не тревожит здесь сказочный лес
Забыты давно здесь слова мудреца
И лишь ручейка слышан...

Загорится на небе звезда,
Так рождается новая жизнь.
Появленье твоё не одна я ждала,
Наконец мы тебя дождались.
Уже слышу я твой первый крик.
Ты кричишь, сделав первых свой вздох.
Я забыть не смогу этот миг,
Описать не смогу парой слов.
Ты не сразу откроешь глаза,
Только через несколько дней.
По щеке пробегает слеза
От того, что мы вместе теперь.
Ведь для нас ты дороже всего,
За тебя можем всё мы отдать.
Не всё в жизни даётся легко,
Но мы сможем тебя воспитать.

Загорают целый день
Черепашка и тюлень.
На песочке полежат,
Искупаются.
Вновь на солнышке лежат,
Улыбаются.
Как прекрасно. Хорошо.
Лето красное пришло.

Загораются звёзды, неспешно, в ночи.
А под ними проёмы оконные. Ниже. Понятнее.
Пулемётная очередь, где-то, строчит.
А с экрана, придуманных жизней судьба, всё развратнее.

Души с иглами вместо эфирных антенн.
А в глазах лишь миры отраженные. Тускло. Бессмысленно.
Лезет в вены, настырно, пробирочный ген.
Пейте. Ешьте. Реклам мельтешение. Речи всё выспренней.

Джонатан! Сердце плачет в тисках суеты.
Разорви, изнутри, затаённые, путы привычные.
Ливигстон! Потеряла тебя я в пути.
В...

Загораются над крышей
Миллиарды звёзд.
Ветер с нежностью колышит
Прядь твоих волос.

Ты задумчиво и строго
В тишину глядишь.
Где теперь ты, недотрога,
И о чём грустишь?

1966 (Это год, а не количество)

Загорается западом ветер.
Смоль стреляет по шапкам лесов,
смоль твоих и моих одиноких
глаз усталых, усталых, как дети
в этой пенистой влаге рубина,
в этом песенном море без слов.
Мы наверно умрем и растаем
пожелтевшей травой под дождем,
мы, наверное, что-то не знаем,
мы, наверное, и не вдвоем,
только это все – призраки лают,
только это все – ночь плетет страх.
На губах твоих ветреных тает
мое слово и солнечный шаг
под обрыв, под чуть видную кромку,
за которой нас ждет серость зим...

Лежать, смотреть, сквозь смерть дышать,
Не понимать причин существованья...
Возникшее желание сбежать,
Записка на столе как оправданье.

Стоять на высоте, смотреть безмолвно вниз,
Забыть, что есть возможный путь обратно,
Шагнуть...
Запомнить ветра дикий визг,
Услышать: "Все ушла... и безвозвратно..."

Ну почему же вышло все так странно,
Ведь я хотела в небо к облакам...
И вот лежу на тротуаре бездыханно,
И крепко смертью сдавлена рука.

Нет слез - я этого хотела?
Нет боли...

Лежит на столе забытая нежность,
А рядом гордость в мелких купюрах.
Висит на стене любви безмятежность –
Рисунок в грубых эпюрах.

Забытая жизнь в технических книгах.
Стоит на полке стеклянная призма.
Под тубусом красным в плавных изгибах
Лежит чертёж эгоизм.

Забытых часов глухие удары
Давно стучат в висок аритмично,
И память, устав писать мемуары,
Рассказы пишет цинично.

Лишь фотоальбом рваной страницей
Напомнит мне про дни многократно,
Когда была жизнь, как мята с корицей...

Лежал на лавке рыжий кот,
Нос, прикрывши лапкой, он
Тихо муркал колыбельку,
И засыпал он помаленьку…

Я села рядышком на лавку…
Принесла кусок колбаски.
Он хрюкнул тихо, облизнулся…
Покушал и опять в клубок свернулся!

«Скажи котенок, ты же чей-то!
Может, хозяин ищет счаз тебя?
Может, обижен был ты кем-то?»
Он глянул желтым глазом на меня!

Я отдала ему сосиску...
Он скушал полностью ее…
Пойду, схожу-ка я за миской,
А ты лежи и подожди еще…

Вошла в подъезд, но вышла снова...

Лежу одна,опять не спится,
Все разум мой к тебе стремится,
Душа моя лежит к тебе,
А сердце бьется в тишине,
Услышать бы тебя,обнять,
И никуда не отпускать.
Поверить в то,что есть на свете,
Хоть мы еще совсем ведь дети,
А все,что существует вновь:
Надежда,Вера и Любовь!